Будни добровольца. В окопах Первой мировой - Эдлеф Кёппен

метров шли пригнувшись. Винкель за Райзигером. Дерьмо, враг всё еще бьет из артиллерии. Снаряд упал прямо у них под носом. Что ж, залегли. Осколки с визгом проносятся высоко над головами. От них никакого вреда. Оглядывается: бедолаги в пещере! Один из танков будет у них уже через несколько минут.

Дальше. Ползком на животе. Трудно, так как дорога вся в крошево. То вверх, то вниз, то голову вверх, то опять скачками бегом. Еще метров двадцать – и будет небольшое укрытие, мелкий овражек – но всё же со стенкой, где-то до плеч с одной стороны, и с насыпью, не выше двадцати сантиметров, с другой. Лучше, чем ничего. Только б гады не заметили.

Так что ползком, ползком. Разрывы снарядов. Гавканье пулеметов. Уткнувшись носом в дерьмо, мало что увидишь. Райзигер чувствует безрассудство. Да что там – всего три шага, и мы в овраге. Всего один прыжок, не больше двух метров осталось. В укрытие! Винкель запрыгивает следом.

Винкель кидается в овраг, они падают голова к голове.

– Забавная штука. Кажется, как будто мы единственные живые на всей французской территории. Кроме танков, конечно. Но они нам нипочем. Я, по-моему, только что видел там, позади, американцев.

Оба осторожно приподнимают головы. Немного выглядывают из укрытия. Между каской и землей узкая щель.

– Что-нибудь видите, Винкель?

Оба одновременно кивают. Ого, не может быть столько американцев! Там ими всё кишит. Где-то метрах в двухстах.

– Винкель, они идут в полный рост, как на прогулке!

Винкель не отвечает.

Позади них надрывается пулемет. Райзигер медленно переворачивается на спину – может, удастся рассмотреть, кто там вообще стреляет. О да, прекрасно видно.

Прекрасно видно, как насыпь высотой по плечо сантиметр за сантиметром взрывается фонтанчиками песка: немецкие пулеметы изо всех сил прочесывают склон с тыловой позиции.

– Придется и дальше по-пластунски.

– Но, герр Райзигер, эта пальба, может, еще на много часов.

– А может, прыжками?

Может сработать. Райзигер приседает. В тот же миг – пулеметный огонь впереди. Перекатившись обратно на живот, он смотрит вверх и видит те же фонтанчики, прыгающие взад-вперед по насыпи, но теперь они с обеих сторон.

Значит, они прямо на линии перекрестного огня – своих и вражеских пулеметов.

А это значит, здесь торчать не имеет смысла.

Шум танков становится громче, фонтанчики прыгают всё бодрее. Американцы, должно быть, шаг за шагом приближаются к ним. В общем, конец ясен – прикладом по черепу.

– Что ж, дорогой доктор, иначе никак. Надо отсюда сматываться.

Винкель зло усмехается:

– Мне тоже так кажется.

Как хорошо, когда мысли сходятся. Райзигер громко наставляет доктора:

– Выбор такой: пуля в голову или пуля в живот. Согласитесь, доктор, в голову приятнее. В общем, если пойдем во весь рост, наша собственная пехота обеспечит нам героическую смерть – в голову. А если нагнемся и пойдем на карачках, Томми нам вжарит в живот. Итого: предлагаю во весь рост.

Раз, два, три – встали. Двигаются прямо, во весь рост, ну или почти во весь, слегка вжав голову. Взгляд направо – там высокая насыпь, ага, и вот оттуда, по дуге, летят немецкие пули.

Взгляд налево… налево… и тут уже в сторону все расчеты и соображения – там в три или четыре ряда, точно так же в полный рост, сцепившись руками, с небрежно зажатыми под мышками винтовками, словно на охоте, идут американцы. Настолько близко, что видно их лица. Настолько близко, что видно, как иные из них смеются, покачиваясь взад и вперед, словно в танце. А вот еще слева – отдельная группа, они толкают перед собой футбольный мяч. Снова и снова то один, то другой вдруг вскидывает руки и падает. Ряды смыкаются. Живые идут дальше.

Ничем не защищены, кроме танков.

А танки всё шаркают вперед. Их рев всё громче, всё глуше, он становится всё более нереальным.

Эти картинки держатся всего пару секунд. Рысью – дальше!

Райзигер и Винкель замечают, что цепочка фонтанчиков от пуль гонится за ними, бежит почти возле ног, отставая то на десять, то на двадцать сантиметров, приплясывая то ближе, то дальше.

Бросаются в галоп. Бегом по мелкому оврагу. По гранатным воронкам. Ныряют в них по плечи, потом снова наружу и опять головой вниз в очередной кратер.

Враг всё ближе.

Танки стреляют. Американцы стреляют впереди, и немцы – позади. Обстрел достигает фортиссимо.

Бегом, бегом! Безумно жарко. Должно быть, полдень. Солнце печет. Бегом. Райзигер оглядывается, видит, как Винкель сбрасывает шинель. Припускает в одной рубашке.

Овражек кончился. Что поделать, придется в чистом поле. Лишь бы подальше от врага!

Райзигер выпрыгивает первым.

Видит, как немецкая пехота вылезает из резервной траншеи.

– Винкель, подмога идет!

Но не тут-то было. С ума сойти! Никакого штурма, никакой обороны. Танк просто прошел на вторую линию, ох, и уже довольно далеко. Он уже едет прямо вдоль траншеи и палит прямо из двух пулеметов по окопу. А пехота – бежит, бежит, бежит, бежит! Спасайся кто может!

Так что назад!

Взгляд вокруг. Всюду танки. Всюду американцы в четыре ряда, надвигаются стеной, шаг за шагом.

Местность идет в гору. Чем выше поднимаются Райзигер и Винкель, тем лучше видимость, тем яснее виден закрывающийся котел. Колонны, идущие во весь рост: американцы, англичане и французы. А перед ними танки. В котле тысячи солдат, немцев. Все бегут, бегут. Лишь один отрезок в этих клещах остается открытым – в направлении Германии! Назад!

Снова и снова, куда ни глянь, это странное движение: легкий прыжок, почти свечкой вверх, вскидывание умоляющих рук и падение.

Бегом, бегом.

Позиция их батареи. Тут все мертвы. Пушки навалены друг на друга, беспорядочные груды обломков.

Пулеметные точки. Но расчеты сбежали.

И всюду мертвые, мертвые и раненые.

Бегом, бегом!

Противник уже подогнал свою артиллерию. Уже и в тылу барабанит обстрел. Спустя десять минут вся округа усеяна огненными столбами толщиной с человека и высотой с дом.

И немцам нужно через них пройти!

А танки идут. А за ними американцы, англичане и французы.

На пути лес. Он горит. Но он еще жив. Пехота густыми колоннами откатывается по тропинкам между стволами.

Вот и шоссе, по нему отходят колонны обозов, лошади, пушки, автомобили.

Над всеми ними мрачнеет небо. На них с высоты нескольких метров пикируют стаи аэропланов. Пулеметы косят всё живое на земле.

Колонны сбиваются в кучу, напирая друг на друга.

Очередные эскадрильи сбрасывают на них цепные бомбы. Бомбы, создающие цепь из сотен разрывов, убивающие, разрывающие и снова убивающие тысячи раз.

Бегом, бегом, бегом.

11

Семь миллионов