Николай Мельниченко - Ещё вчера…

Ознакомительный фрагмент

Мне кажется, именно на этом этапе сгорают школьные медалисты, которые привыкли добывать пятерки, чрезвычайно добросовестно пережевывая мизерные школьные объемы знаний. Им просто не хватает времени на работу в прежнем стиле, они пытаются "объять необъятное", что в принципе невозможно, – учит нас мудрый Козьма Прутков.

Такой большой и все возрастающей нагрузкой нас учат работать быстро и продуктивно. На втором курсе многострадальный первый лист на спор (и, увы, – за деньги) я вычерчиваю всего за три(!) часа с высочайшим качеством. Сложный проект по деталям машин, с расчетами и двумя – тремя листами очень непростых чертежей, мы с Колей Леиным в четыре руки и две головы сдаем заказчику всего за один вечер. Увы, – тоже ради презренного металла.

На лекциях учусь конспектировать. Сначала это делал по логике: все равно ведь сидишь, давай пиши от нечего делать. Очень все понятное на лекции, через короткое время становится темным лесом, если только просто запоминать. Надо кратко и связно записать только главную мысль. Чтобы выделить главную, надо знать, какие же – не главные, то есть понимать, о чем вообще идет речь. Тех, кто пытается записать просто стенограмму лекции, ожидает нервное истощение, бесполезные тома конспектов, в которых ничего нельзя разобрать, и длительные чтения толстых книг перед экзаменами. Мне, обычно, было достаточно пролистать свой конспект.

Очень нравится математика – изящество и мощь дифференциалов, производных и интегралов. "Терпеть ненавижу" мистику матричного исчисления. Киевляне на коне: начала матанализа им преподавали в школе. Теоретическая механика для меня тоже любимый предмет: стают понятными и расчетными вещи, ранее необъяснимые. С химией отношения посложнее, но наша преподавательница Елена Ивановна Ивченко женщина такой удивительной красоты, юмора и обаяния, что не знать химию было бы противно самому.

Щелкни кобылу в нос – она махнет хвостом.

Очень сложные отношения у меня с начертательной геометрией, в основном из-за того, что я попал в подгруппу избранных. Случилось так, что практические занятия у нас по расписанию оказались раньше теории. Наш "пул" уселся в надлежащей аудитории. Входит молодой высокий мужик с плечами атлета. Голова небольшая, лицо классически правильное, глаза – темно синие, прическа – почти под машинку. Поздоровался, поздравил с началом учебы, узнал некого Клокова, из начинающих второй заход после отчисления в прошлом году. Я развесил уши в полной уверенности, что это и есть добрый Насулович. Внезапно открывается дверь и некая личность, с журналом в руке и весьма помятой физиономией над таким же костюмом, робко произносит:

– Анатолий Владимирович! Мы с Вами случайно ошиблись группами, эта – моя!

Анатолий Владимирович соображает полсекунды, решая нашу судьбу.

– Ничего, поменяемся просто журналами!

Вместе с обменом журналами "хитрая подгруппа" дружно сваливается в яму, приготовленную для простодушных: мы оказываемся в подгруппе самого грозного Павлова!

Начертательная геометрия очень проста в своей идее: изобразить точку, линию или нечто объемное в трехмерном пространстве на плоской картинке. Можно представить себе три плоскости под углом 90 градусов. Линии их пересечения – пространственная система координат X,Y,Z. При этом образуется восемь пространственных углов. Предмет проецируется на каждую плоскость. Затем все плоскости как бы складываются в одну. Образуются три различные, но связанные, картинки. Вот простенький, но – почти философский – пример о различных точках зрения. Один зритель утверждает, что истина является треугольной с острием вверх -? он это видит своими глазами. Второй – говорит, что именно острие вниз -? является воплощением истины. Третий рьяно доказывает, что они оба заблуждаются, так как истина имеет вид квадрата – ‹. Все трое спорщиков правы: они так видят со своих позиций. Вместе с тем, все не правы: это три проекции одного объемного тела – тетраэдра.

Так вот самая трудная задача "начерталки" – именно так она обозначается на сленге, – воссоздание объемной "истины" по односторонним плоским проекциям. Здесь начинаются головоломки типа ребусов, для тех, кто не может мысленно вращать плоскости в пространстве. В общежитии решение таких головоломок котируется как разгадывание ребусов и кроссвордов. Мы болеем начерталкой. Теперь мы говорим не просто "хочется прилечь", а "хочется спроектироваться на плоскость Н (аш) в масштабе один к одному". Звучит очень научно.

На лекциях Павлов яростно носится с длинной деревянной рейкой, изображающей прямую линию. Плоскостью Н является пол, двумя другими служат стены. Он очень хочет, чтобы до слушателей "дошло", чтобы они поняли и полюбили тайны вращения плоскостей. На практических занятиях он нас просто терроризирует: на дом задается неимоверное количество задач, к каждой надо нарисовать картинку. Народ, измученный первым листом и всякими другими заданиями, делает все небрежно и быстро, или не делает вообще, не сумев разобраться в тонких материях. Павлов свирепеет, излагает нам свои "креда":

– Чтобы стать инженером, не надо быть вундеркиндом: надо иметь свинец здесь! – он выразительно похлопывает себя по месту, откуда растут ноги.

– Вы думаете под крылышком папочки-мамочки проторчать здесь пять лет, а потом устроиться на Куреневке (фешенебельный район Киева – авт.) в артели "Свисток Сентября"? – Не выйдет! – распекает он очередную жертву.

Особенно Павлов мордовал наших девушек. Они даже плакали после его разносов, – и все были влюблены в него: он был настоящий – яростный и красивый.

– Ваша группа – это группа вундеркиндов и лентяев! – восклицал Павлов. (Кого он числил вундеркиндами, – Павлов нам не сообщал, лентяями же – были все остальные) И тут же:

– Один Мельниченко у меня ра-бо-та-ет! – он произносил это слово по слогам, подчеркивая мое трудолюбие и наличие "свинца в одном месте", которые он ценит даже при отсутствии каких-либо талантов. Этот "свинец" вскоре ударил по его мнимому обладателю самым неожиданным образом.

Начертательную геометрию мы сдавали после первого семестра. Павлов и Насулович принимали экзамен вдвоем в одной аудитории. Прошло уже человек 10, подошла моя очередь. Наши девы дрожали мелкой дрожью, умоляли меня пойти к Павлову. Я и пошел. Коротко ответил на вопросы билета: это ведь не характеристика шалопутного цыгана Лойко Зобара. Решил задачки, Павлов слушал с отсутствующим видом, без вопросов поставил мне в ведомости "хорошо" и взял мою зачетку, чтобы и туда записать эту оценку. К тому времени мы уже сдали математику и теормеханику, и в моей зачетке стояли два "отлично". Павлов, с уже поднятой для записи ручкой, откинулся на стуле и удивленно воззрился на меня. Я спокойно молчал, разглядывая стол. Несколько долгих секунд с Павловым что-то происходило, возможно, он подумал, что я ведь коротко и ясно ответил на все вопросы билета. А может быть, моя серость как-то начала окрашиваться или менять очертания в его глазах. Павлов решительно сдвинул на край стола все бумаги и сказал:

Конец ознакомительного фрагмента