Николай Андреев - Трагические судьбы

Кстати, в тех же местах воевал наш знаменитый хирург Николай Амосов. Понятно, он воевал не с винтовкой в руках, его бой — у операционного стола. В 1967 году Амосов решил проехаться по местам, где он мучился со своим полевым госпиталем. Вспоминает об увиденном: «Грустное впечатление было от Белоруссии и России. Какими деревни оставили в 45-м году, такими они и стоят. Разве что электричество провели и телевизионные антенны изредка маячат. Горестные мысли: бедный народ!» Побежденный в войне немецкий народ в Западной Германии через двадцать лет после капитуляции по уровню жизни пребывал на седьмом месте в мире, а советский — на 65-м. Чувствуете разницу?

Как-то вдруг мировоззренческая дискуссия между Яковом и Реушле с Гольтерсом съехала на еврейскую тему. Вопрос немцы поставили так: считаете ли вы, что русский народ когда-либо выскажется против евреев? Почему ненавидят комиссаров и евреев? Люди постоянно говорят: евреи — наше несчастье в Красной России. У Якова была жена еврейка, поэтому он со знанием дела мог отвечать на эти провокационные вопросы: если хотите, я сам могу вам сказать, что русский народ всегда питал ненависть к евреям… О евреях я могу только сказать, что они не умеют работать, евреи и цыгане одинаковы, они не хотят работать. Главное с их точки зрения — это торговля. Некоторые евреи, живущие у нас, говорят даже, что в Германии им было бы лучше, потому что там разрешают торговать, пусть там евреев и бьют, но зато им разрешат торговать.

Тут майор Гольтерс подпустил провокационный вопрос: известно ли вам, что вторая жена вашего отца тоже еврейка? Ведь Кагановичи евреи? Яков оторопел, но быстро нашелся: ничего подобного. Она была русской… Она русская, настоящая русская, русская из Донбасса. Действительно, с чего немцы взяли, что Сталин был женат на родственнице Моисея Кагановича? Странно как-то… Допрашивающие даже перепросили: разве фамилия второй жены вашего отца не Каганович? Яков: нет! Нет! Все это слухи. Чепуха.

«Стану я с ними торговаться! Нет, на войне — как на войне»

После первых допросов Якова Джугашвили отправили самолетом в Берлин. С сообщениями на первых полосах о том, что плененный сын Сталина доставлен в столицу, вышли все немецкие газеты. Они захлебывались от восторга.

Якова осмотрели врачи. С ним подолгу беседовали психологи. И, естественно, бесконечные допросы в гестапо. Но не пытали, чего он больше всего боялся. Потом отправили в концлагерь.

Держался он в плену с достоинством. Свидетельствует Мариан Венцлович, поручик Войска Польского, оказавшийся в одном лагере с Джугашвили: «Четвертого мая 1942 года трое вооруженных автоматами охранников во главе с капитаном ввели в наш барак пленного в советской военной форме. Этот тщательно охраняемый пленный и был старший лейтенант Джугашвили. Мы сразу узнали его: без головного убора, черноволосый, точно такой же, как на фотографии, помещенной в фашистской газете. Несколько раз мне удавалось встретиться с Яковом с глазу на глаз. Он рассказал, что никогда не делал немцам никаких заявлений, и просил меня — если ему больше не придется увидеть своей родины, сообщить отцу, что он остался верен воинскому долгу. Всё, что состряпала фашистская пропаганда, — ложь».

Сталин, между тем, поверил фашистской пропаганде о предательстве сына. Большим ударом для него была листовка с фотографией Якова и рукописным текстом, обращенным лично к Сталину: «Дорогой отец, я вполне здоров, буду отправлен в один из офицерских лагерей в Германии. Обращение хорошее. Желаю здоровья, привет всем. Яша». Да, это был сильный удар. Сталин узнал почерк сына. И без колебаний записал его в предатели. Для него любой, сдавшийся в плен — сын, не сын, — был предатель. Родственники предателей подвергались репрессиям. Он, Сталин, тоже был родственник, но себя он «вынес за скобки», а вот семья Сванидзе была уничтожена — расстрелян Алексей Сванидзе, дядя Якова, тетки Мария и Марико тоже погибли в начале 1942 года.

Германцы надеялись, используя плененного Якова, попытаться оказать давление на Сталина. Через Красный Крест они предложили начать переговоры об обмене Якова — Сталин не ответил. По его приказу были посланы несколько диверсионных групп, чтобы отбить Якова, а если не удастся, то убить его. Группы гибли одна за другой.

Соответствующий приказ получила, например, Павел Судоплатов, который возглавлял в то время в НКВД Особую группу по разведовательно-диверсионной работе в тылу врага. Однако тщательно продуманная и подготовленная им операция провалилась. Об этом, в частности, писала Долорес Ибаррури, генсек Испанской компартии, в книге «Мне не хватало Испании», изданной в 1965 году в Барселоне. (Кстати, с сыном Долорес — Рубеном — Леонид Хрущев лечился в госпитале после ранения.) Почему Ибаррури касается этой темы? Дело в том, что в составе группы Судоплатова был испанец Луис Мендоса Пенья — офицер «голубой дивизии», сдавшийся в советский плен и ставший чекистом, — он-то и рассказал Пассионарии (что, как известно, в переводе с испанского — несгибаемая) о неудачной операции по вызволению Якова Джугашвили из фашистского плена…

После разгрома немцев под Сталинградом с германской стороны Сталину поступает предложение обменять Якова на фельдмаршала Паулюса. Это была знаковая фигура вермахта. Паулюс разрабатывал план нападения на СССР и сам же пал жертвой своих агрессивных устремлений. Попав в котел под Сталинградом, он отдал солдатам приказ сдаваться, хотя Гитлер ожидал от своего фельдмаршала (Паулюс получил это высшее звание вермахта за день до катастрофы) совсем другого — истинному арийцу надлежало принять смерть в бою. В крайнем случае — застрелиться.

Сталин на предложение обменять сына на Паулюса будто бы ответил посреднику, председателю шведского Красного Креста графу Бернадотту: «Солдата на фельдмаршала не меняю». Это фраза останется в истории. В 70-е годы на киноэкраны страны вышла киноэпопея «Освобождение», в одной из серий Сталин, вынув трубку изо рта, и чеканил эту фразу — кинозал взрывался аплодисментами. Тогда предпринимались попытки возрождения Сталина, и у многих это вызывало буйное одобрение.

Сталин скажет дочери в декабре 1943 года: «Немцы предлагали обменять Яшу на кого-нибудь из своих… Стану я с ними торговаться! Нет, на войне — как на войне». Однако он не был так уж уверен в своей правоте, этот вывод Светлана сделала, заметив, что он волнуется, а это за ним водилось чрезвычайно редко. И Жуков отмечал, что Сталин, когда заходила речь о сыне, менялся, выражение его лица становилось человечным. Вот фрагмент из воспоминаний маршала. Жуков обращается к Верховному: «Товарищ Сталин, давно я хотел узнать о Вашем сыне, Якове. Нет ли сведений о его судьбе?» На этот вопрос он ответил не сразу. Пройдя добрую сотню шагов, сказал каким-то приглушенным голосом: «Не выбраться Якову из плена. Расстреляют его фашисты. По наведенным справкам, держат они его изолированно от других военнопленных и агитируют за измену Родине». Чувствовалось, он глубоко переживает за сына. Сидя за столом, И. В. Сталин долго молчал, не притрагиваясь к еде».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});