Что думают гении. Говорим о важном с теми, кто изменил мир - Алекс Белл

На календаре был день сочельника, весь западный мир готовился к Рождеству. Чтобы не портить ощущение светлого интимного семейного праздника вечером заумными разговорами, мы договорились прийти к ученому в гости утром. Вчетвером, в компании с Бором и его приятной интеллигентной супругой, мы с удовольствием позавтракали как настоящие датчане. Как известно, в Дании производится прекрасная мясная и молочная продукция, любимая во многих странах. Помимо тостов с земляничным джемом, мы отведали несколько видов превосходного свежего йогурта домашнего приготовления, чай с домашним молоком. Завтрак оказался отменным: вкусным, легким и питательным. Я внимательнее рассмотрел внешность ученого. Бору было около пятидесяти, но выглядел он моложе. Стройный, аккуратный в одежде, ростом выше среднего – типичный респектабельный европеец. Наполовину еврейское происхождение Бора внешне проявлялось выразительными карими глазами и немного полными, чувственными губами.

Мы втроем переместились в просторный кабинет ученого на втором этаже виллы. Здесь мой коллега показал Бору вчерашний номер британского журнала о физике. В нем описывалось событие, потрясшее мир науки (и не только) и вызвавшее мой срочный приезд в столицу Дании. Речь шла об эксперименте, в котором немецким химикам Гану и Штрассману удалось впервые сделать на практике то, о чем мечтало целое поколение ученых: расщепить атомное ядро. О том, что ядра тяжелых химических элементов (таких как уран и радий) нестабильны и вызывают радиоактивное излучение (медленно распадаются, испуская нейтроны, в течение тысяч лет), стало известно в конце прошлого века, с открытием рентгеновских лучей. Но возможно ли расщепить все ядро атома целиком и мгновенно? Такое расщепление должно было высвободить огромную энергию. Но множество опытов не давали результата. В том эксперименте немецкие химики обстреливали атомы урана пучками нейтронов; в результате атомы урана целиком распались на более мелкие атомы. Химики манипулировали крошечным объемом вещества, а реакция была хоть и быстрой, но не мгновенной. Взрыва, даже микроскопического, не получилось: лишь небольшое выделение энергии. Но это было неважно. Дверь в мир атомной энергетики отныне была открыта.

Несколько минут Бор не мог прийти в себя. Он был шокирован новостью. Наконец, собравшись, прокомментировал:

– Я знаю, что такие же опыты тайно проводят в нескольких американских университетах. Был уверен, что успеха добьются именно они. Получается, что нацисты хоть и выгнали ведущих ученых-евреев, но уровень науки в области атомной физики сохранили. Проклятье. Это крайне тревожно.

Я попытался сбить напряжение шуткой:

– Потрясающе. Вековая мечта человечества сбылась. Алхимия, превращение одних веществ в другие, – возможна! Оказывается, это не лженаука.

Бор хмыкнул в ответ:

– В общем, да. С той оговоркой, что золото или платину получить таким путем невозможно. А если бы и было можно, то их стоимость оказалась бы в миллионы раз выше обычной.

– Неважно. Главное для науки – то, что это принципиально возможно. Господин Бор, как вам кажется, можно ли в реальности создать атомную бомбу ужасной разрушительной силы?

– В ближайшие десять лет это маловероятно. Слишком много технических сложностей. Для бомбы подойдет не любой уран, а лишь один его редкий изотоп. Чтобы произвести нужное количество этого изотопа, пришлось бы строить огромные сложнейшие центрифуги. Далее, для очистки урана нужна тяжелая вода, технологии получения которой в больших объемах неизвестны. Непонятно, как именно пойдет цепная ядерная реакция и хватит ли ее скорости для полномасштабного взрыва. Серьезных препятствий предостаточно. Но нацисты, несомненно, имеют большой научный и промышленный потенциал. У них есть залежи урана. Все может произойти и раньше. Им остро необходим лишь гениальный ум, который смог бы склеить, организовать весь этот процесс.

– Господин Бор, именно поэтому я здесь. Я хотел сообщить об этом в конце встречи, но, как мне кажется, именно сейчас правильный момент раскрыть карты.

На мое предложение немедленно переехать за океан вместе с семьей, жить и работать там в лучших условиях Бор лишь покачал головой. Он был глубоко привязан к родной Дании и к тому же с некоторой долей политической наивности, присущей большим ученым, сказал, что не верит в то, что фашисты решатся оккупировать ее.

– Собственно, я сразу заметил ваш энергичный американский акцент и понял, что вы не ученый, а скорее научный репортер. Но как гостю не стал задавать лишних вопросов.

– И все-таки, господин Бор. Вопрос крайне серьезный. Оккупация вашей страны, богатой, лежащей под боком у агрессивной Германии и не способной защитить себя, – дело времени. Боюсь, очень скорого. В Америке перед вами открыты двери лучших университетов. Вы можете присоединиться к своему другу профессору Эйнштейну в Принстоне. Или выбрать благословенную солнечную Калифорнию: в Беркли – лучшие в мире физические лаборатории. Есть также Гарвард, Йель.

Бору льстило столь соблазнительное предложение. Но он все равно отказался.

– Я и так собираюсь на научный форум в Вашингтон через месяц. Там смогу обсудить с коллегами ситуацию с нацистским атомом. Но переезд – нет. Пока мне не будет прямо угрожать смертельная опасность, по своей воле я не покину Данию. Здесь есть все, что мне надо в жизни.

Постепенно наше настроение улучшилось. Все-таки был праздник, а проблемы, которые мы обсуждали, пока еще висели где-то вдалеке. Возможно, желая подсластить пилюлю после отказа от моего предложения, Бор сменил тему:

– В Америке мне всегда нравилось то, как страна устремлена вперед, как быстро впитывает все технические новшества. Американцы в отличие от нас, европейцев, не зашорены, не тянут за собой груз отживших предрассудков. Скоро ваша страна станет центром науки, несомненно. Я не раз бывал у вас, и многие вещи меня удивили.

Я поблагодарил хозяина за комплименты. Хотя лично мне они были безразличны. Бор продолжил:

– И все же, я думаю, иногда и мы, европейцы, способны удивить гостей. Милости прошу за мной.

Мы вышли из кабинета, миновали пару длинных коридоров и оказались в комнате отдыха ученого. Это было уютное, слегка затемненное помещение. На стенах висели картины с морскими пейзажами и фотографии Бора в юности – в том числе одна, где он в перчатках и кепке стоит в рамке футбольных ворот. Вдоль стен тянулись книжные полки. Но было в этой комнате и нечто, я бы сказал, неожиданное. А именно – раковина, напоминающая кухонную, а над ней, в ряд, дюжина краников с цветными обозначениями разных сортов пива. Рядом стояли чистые пивные кружки.

– Вы, возможно, знаете, как я ненавижу принимать подарки. Особенно дорогие. Владельцы Carlsberg каждый год пытаются вручить мне очередную крупную денежную премию или какое-нибудь ювелирное изделие с логотипом компании. Я не беден, и подобные вещи мне ни к чему. И все же от одного подарка я не смог отказаться. Прямо напротив нас находится завод, где делают лучшее пиво в мире. Его владельцы проложили