Элизабет Хереш - Александра

По-прежнему все заботы бывшей царицы об Алексее. Не проходит буквально ни дня, чтобы она не записала о его состоянии в дневник — неважно, здоров он или нет — или не сообщила о том, чем он в этот день занимался. После отречения царя жизнь Александры посвящена исключительно исполнению роли жены и матери, в чем она вновь обретает гармонию и внутреннее спокойствие.

6 мая Александра сокрушается в своем дневнике: «Не разрешены никакие богослужения!» Это день рождения Николая, ему пятьдесят лет. Через месяц Александре исполнится сорок шесть.

Только 1/14 июля 1918 г. снова допускают в дом священника, чтобы он отслужил обедню. Позднее о. Иоанн Сторошев вспоминает об этом дне:

«Когда я пришел, впереди за аркой уже находилась Александра Федоровна с двумя дочерьми и Алексеем Николаевичем, который сидел в кресле-каталке, одетый в куртку, как мне показалось, с матросским воротником. Он был очень бледен (…); также и Александра Федоровна, одетая в то же платье, что и месяц назад, выглядела уставшей, почти больной; у Николая Александровича я увидел гораздо больше седых волос, чем прежде; на нем была та же серая форма, что и в первый раз.

Мне показалось, что как Николай Александрович, так и все его дочери на этот раз были, — я не скажу в угнетении духа, но все же производили впечатление как бы утомленных. Там были все: кроме Романовых, еще преданный доктор Боткин и прислуга. Все время в комнате находился также Юровский…

По чину обедницы положено в определенном месте прочесть молитву «Со святыми упокой». Почему-то на этот раз диакон, вместо прочтения, запел эту молитву, стал петь и я, несколько смущенный таким отступлением от устава, но едва мы запели, как я услышал, что стоявшие сзади меня члены семьи Романовых опустились на колени. После богослужения все приложились к Св. Кресту. Когда я выходил и шел очень близко от бывших Великих Княжон, мне послышалось едва уловимое слово: «Благодарю», не думаю, чтобы мне это только показалось.

Последняя запись Александры в дневнике, примерно за два часа до убийства: «3/16 июля… серое утро…увели Седнева — увидим ли его когда нибудь?.. Играли в безик… 10 1/2 в кровать… 4/ 17 июля, среда»

Молча мы шли с о. дьяконом в церковь, и вдруг он сказал мне: «Знаете, о. протоирей, у них там что-то случилось». Я даже остановился и спросил, почему он так думает. — «Они все какие-то другие точно, даже и не поет никто». А надо сказать, что действительно за богослужением в этот день впервые никто из семьи Романовых не пел вместе с нами…»

Тот же день Александра описывает так:

«Прекрасное летнее утро, из-за болей в спине и ногах почти не спала. В десять тридцать нам посчастливилось, у нас было богослужение. Затем провела день в постели (…) Священное писание. Книга Осии, гл. 4-14, святой Иоанн I — конец. Весь день вышивала и раскладывала пасьянсы…»

Через два дня:

«3/16 июля 1918, вторник. Серое утро, потом солнце. Бэби простудился (…) Т[атьяна] читала нам из Духовного Чтения (…) Мы читали из пророка Авдия. Каждый день новый комендант входит к нам в комнату.

В 8 часов ужин. Внезапно прислали за Ленькой Седневым [кухонный мальчик], чтобы он пошел и попроведовал своего дядю, и он поспешно убежал, гадаем, правда ли все это и увидим ли мальчика снова!

Играли в безик с Н[иколаем]. В 10 1/2 в кровать. 15 градусов тепла. 4/17 июля. Среда…»

Однако этот день Александра уже не прожила. В полночь приходит Юровский и будит доктора Боткина: пусть разбудит остальных, наступает белая армия с чешским легионом, и надо переезжать в безопасное место. За короткое время все уже одеты. Юровский с фонарем ведет вниз по лестнице. Царь несет Алексея, который из-за ранения ноги еще не может ни стоять, ни ходить. За ним следуют Александра, Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия, доктор Боткин, горничная Демидова, лакей Трупп и повар Харитонов. В обшитой деревом комнате полуподвального этажа Юровский заставляет всех подождать. Семья словно собралась для семейного портрета: впереди Николай, Алексей и Александра сидят на стульях. В этот миг, похоже, никто не думает ни о чем другом, как о якобы предстоящем отъезде.

Входит Юровский, бормочет пару невнятных слов и достает наган. Царь поднимает руку, чтобы прикрыть жену. Царица и девушки быстро крестятся. Врываются чекисты. После первого выстрела Александра больше ничего не слышит.

Но для Александры это не конец, а лишь начало того, для чего ее жизнь была только испытанием.

Постскриптум к екатеринбургскому убийству

19 декабря (день ангела святого Николая по православному календарю), бренные останки царской семьи должны быть перевезены из Екатеринбурга в Петербург и погребены в царской усыпальнице в Петропавловской крепости. Тем самым закрывается последняя глава советской эпохи в русской истории.

Вместе с тем намечено оставить и другие свидетельства того, что о досоветских временах и семье последнего царя помнят: теперь еще и в Москве до конца года должны установить памятник последнему представителю династии и процветающей Российской империи, дополнительно к уже существующему в Царском Селе. Инициаторы надеются, что этот бронзовый бюст Николая II займет предусмотренное ему место у Кремлевской стены. Открыть памятник должна нынешняя претендентка на трон великая княгиня Мария Владимировна. Еще на 75-ю годовщину смерти царской семьи она заложила фундамент часовни на месте снесенного при Андропове особняка Ипатьева, — где теперь стоит белый крест, — в Екатеринбурге.

Сколь бы ни ясно были реконструированы еще в 1918–1919 гг. обстоятельства убийства (благодаря исследованиям и протоколам допросов следователя Соколова и документам генерала белой армии Дитерихса), все же многие детали появляются на свет только сейчас. Из мозаики сообщений очевидцев — участников или наблюдателей событий — головоломка может постепенно сложиться в реалистичную картину.