Святые старцы - Вячеслав Васильевич Бондаренко

«Господь посещает наше сердце скорбями, чтобы раскрыть нам сердца других людей. Так было в моей жизни. <...> Для меня померк весь свет. Заперся я у себя в комнате, не хотел выходить к людям, изливал свою скорбь перед Господом».

Помощь в беде отцу Алексию оказали его прихожане и верные друзья - купец Алексей Дмитриевич Белов с женой, жившие по соседству, на Маросейке, 9 (Беловым принадлежал расположенный на первом этаже этого дома «Большой гастрономический магазин»; беловские колбасы и ветчина считались лучшими в Москве). Они пригласили к себе домой отца Иоанна Сергиева - знаменитого на всю Россию Иоанна Кронштадтского, как раз находившегося в Первопрестольной. Зазвали и отца Алексия.

- Вы пришли разделить со мной мое горе? - спросил отец Алексий маститого старца.

- Не горе твое пришел я разделить, а радость, - был ответ. - Тебя посещает Господь; оставь свою келью и выйди к людям. Только отныне и начнешь ты жить. Ты жалуешься на свои скорби и думаешь - нет на свете горя больше твоего, так тяжело тебе. А ты будь с народом, войди в чужое горе, возьми его на себя и тогда увидишь, что твое несчастье мало, незначительно в сравнении с общим горем, и легче тебе станет.

Отец Иоанн рассказал случай из своей молодости - как он однажды встретил некую женщину, просившую молиться за нее, и по смирению ответил, что не умеет молиться. «Помолитесь, я верю, что по Вашим молитвам Господь пошлет мне нужное», - настаивала она. Отец Иоанн начал молиться, и через некоторое время та же женщина пришла к нему с благодарностью: «Вот, батюшка, вы помолились за меня, и Господь дал мне, что я просила».

- Так и ты обрати внимание на молитву, она облегчит жизненные скорби и даст много утешения другим, -заметил Кронштадтский старец.

Отец Иоанн и отец Алексий служили вместе, правда, когда и где именно - неизвестно. Впоследствии, на открытии Московского пастырского кружка памяти отца Иоанна Кронштадтского, отец Алексий вспоминал: «Я, грешный и недостойный иерей, до моего знакомства с батюшкой много раз, если не сказать всегда, приносил Бескровную Жертву с холодным чувством, рассеянными мыслями, часто без веры. После же совместного с отцом Иоанном совершения Литургии меня охватил огонь пламенной любви к Богу и ближним, и я понял как всю тайну Евхаристии, так и значение пастырского душепопечения. Когда я взирал на батюшку, молившегося даже до поту, со многими слезами и внутренним воплем, то трепетал сердцем от близости к столь великому праведнику, этому ангелу Божию, и невольно подымал взор свой к небу, взывая: “Боже, как велико Твое милосердие к роду человеческому! Ты крестными страданиями спас нас от грехов, проклятия и смерти. Дал иереям власть предстоять престолу и ходатайствовать за себя и за люди Твоя. Помоги же, Господи, и мне по примеру отца Иоанна всегда вдохновенно приносить Бескровную Жертву и расположи мое черствое сердце к ревностному прохождению пастырского дела”. И Господь внял моему прошению: после этого по молитвам отца Иоанна я, во-первых, стал серьезнее и проникновеннее совершать Божественную литургию, каждый раз при духовном охлаждении подогревая себя воспоминанием первого незабвенного моего сослужения с отцом Иоанном, во-вторых, всецело предался заботе о спасении моих духовных чад».

Подводя итоги той Промыслительной встречи, батюшка писал: «Послушался я слов отца Иоанна - и люди предо мною стали другими. Увидел я скорби в их сердцах и потянулось к ним мое собственное скорбное сердце; в их горе потонуло мое личное горе. Захотелось мне снова жить, чтобы утешать их, согревать их, любить их. С этой минуты я стал иным человеком: я воистину ожил. Вначале я думал, что делаю что-то и уже многое и сделал; но после того, как пришлось увидеться с о. Иоанном Кронштадтским, я почувствовал, что не сделал еще ничего».

«Делание» выразилось не только в выходе из временного затвора, но и в увеличении нагрузки. Отец Алексий стал учителем Закона Божия в частной женской гимназии Е. В. Винклер. Одна из его коллег так описывала священника:

«Лица немногочисленных, но очень разнородных преподавателей всегда принимали приветливое выражение, когда быстрой нервной походкой, придерживая рясу одной рукой, широко размахивая другой, задыхаясь от поспешного вхождения по лестнице, появлялся в учительской о. Алексий, приветливая улыбка которого не покидала его лица, пока не заходила речь о серьезных вещах.

В наших незатейливых товарищеских разговорах, какие мы вели на переменах, чтобы дать отдых усталым от урока мозгам, о. Алексий всегда охотно принимал участие, весело смеялся комическим выступлениям некоторых и никогда не показывал вида, что его призвание - вести иные беседы. Но когда одному из нашей среды пришлось переживать тяжелую семейную драму, он подолгу тихо говорил о чем-то с о. Алексием.

Постоянно бросалось в глаза: встреча учениц с “маленьким батюшкой” в коридоре или зале сопровождалась шумными возгласами, между тем как отношение к преподавателю Закона Божия другого вероисповедания ограничивалось сухим поклоном, иногда с боязливым взглядом.

<...> Скромно и застенчиво проводил свою деятельность в гимназии о. Алексий, никому не навязывая своих взглядов, едва заметно показывая вид, когда что-то ему бывало не по душе. Но тихий свет, исходивший от него, влиял, хотя и бессознательно для нас, на всех соприкасавшихся с ним, невзирая на глубокое различие взглядов и образов жизни».

А председатель педагогического совета гимназии А. В. ронец оставил такие воспоминания о священнике: «В маленькой фигурке отца Алексея, казалось, ничего нет телесного; это был лишь клубочек до крайности напряженных нервов. Манеры, походка и телодвижения изобличали впечатлительность и глубокие переживания, тщетно скрывавшиеся молчаливостью и стремлением всегда поместиться в тени от других, быть незаметным.

С формальной стороны А. А. Мечёв не исполнял требований действовавших программ; он не требовал зубрения текстов из катехизисов, молитв и рассказов из Священной истории; он не требовал даже ответов от учениц; он спрашивал и отвечал сам. Все ученицы имели полный балл. Не было случая, чтобы А. А. Мечёв поставил кому-нибудь балл 4.

<...> Между тем преподавание Закона Божия сводилось, в сущности, к пустой и весьма нудной формальности.

Большинство законоучителей относились к делу формально и преподавали главным образом догматическую часть. А. А. Мечёв держался иного направления, он вел беседы с ученицами относительно евангельской морали. Далеко не все семена, брошенные добрым законоучителем, пали на добрую почву. Дело в том, что А. А. Мечёв был настолько снисходителен и мягок к ученицам, что последние злоупотребляли его добротою и невзыскательностью и много шалили на уроках, не слушали того,