Лев Маргулис - Человек из оркестра

397

Такая идея действительно обсуждалась. Подробнее см. в разделе «Документы и материалы» (с. 175–177) /В файле — раздел «Документы и материалы», подраздел «Из распоряжений и деловых писем…», письмо «В Управление Госрезервов от 4 февраля 1942 г.» и далее — прим. верст./. — /Комментарий А. Н. Крюкова/.

398

По секретному решению Ленгорисполкома от 29 декабря 1941 г. «О мероприятиях по медицинскому обслуживанию дистрофиков (истощенных)», Ленгорздравотделу предписывалось развернуть сеть стационарных лечебно-питательных пунктов, для которых выделялись сухари, чай, какао, сахар, шоколад, отпуск этих продуктов производился без вырезки талонов из карточек (Жизнь и смерть в блокированном Ленинграде… С. 63). «Теперь при заводе оборудован специальный стационар, — писал в январе 1942 г. работник Кировского завода. — Сюда ложатся по особому ходатайству цеховых организаций люди, опухшие и требующие поддержки питанием и отдыхом. Лежа в стационаре, они сдают свои продкарточки, по которым получают в день три раза пищу: обед, завтрак и ужин в течение 8–10 дней, а затем поступают новые обессиленные товарищи» (Цит. по: Дзенискевич А. Р. и др. Непокоренный Ленинград… С. 192). — /Комментарий А. С. Романова/.

399

Шредер Георгий Георгиевич — БСО, скрипач. Умер в марте 1942 г. — /Комментарий А. Н. Крюкова/.

400

В декабре 1941 г., когда произвольно выключались радиопередачи и в отдельных районах радио молчало по несколько часов, бюро горкома ВКП(б) приняло решение «Запретить управляющему Ленэнерго т. Карась производить отключение в снабжении электроэнергией радиокомитета» (Цит. по: Куликова О. Ю. Формирование патриотического сознания в блокадном Ленинграде: проблемы и решения. СПб., 2000. С. 60). — /Комментарий А. С. Романова/.

401

Наблюдение за бытовыми трудностями также находило свое отражение в записях ленинградцев. «Общественные уборные давно закрыты» — такую запись сделал 5 января 1942 г. ленинградец А. И. Винокуров. «Как найти выход из создавшегося положения? Придется подыскать укромное место в каком-нибудь соседнем пустующем здании, которое могло бы служит уборной». А 18 февраля он же записал в своем дневнике: «Водопровод и канализация не действуют уже полтора месяца, помойные ямы были заполнены еще осенью, жители города выливают помои и гадят, где попало, без стеснения, а потому квартиры, лестницы, дворы и улицы представляют собой свалку нечистот». Ленинградец В. С. Владимиров (запись от 15 января 1942 г.): «Все уборные в Доме Советов загажены до отказа. Пользуемся улицей… Так выглядит быт к середине января 1942 года» (Цит. по: Богданов И. А. Ленинградская блокада… С. 114–115). — /Комментарий А. С. Романова/.

402

Исследователь А. Р. Дзенискевич условно разделил участников преступлений на четыре группы. Первая — собственно каннибалы, то есть преступники, которые убивали ради поедания мяса жертв. Вторая — те, кто никого не убивали, они отрезали мышечные ткани у замороженных трупов и использовали их для еды. Каннибалов ждала в большинстве случаев высшая мера наказания. Трупоедов в зависимости от обстоятельств приговаривали к разным срокам лишения свободы. Третья группа — те, кто сам мог и не употреблять человеческое мясо в пищу, но продавал на черном рынке котлеты и холодец, якобы изготовленные из свинины. Четвертая — пассивные участники, те, кто покупал «котлеты» и «студни» из «свинины» на черном рынке. Милиция и суды не наказывали покупателей, у них лишь конфисковывали купленный товар. Продавцу, если анализ мяса подтверждал наличие преступления, грозил трибунал. В докладной записке военного прокурора города А. И. Панфиленко на имя секретаря горкома партии А. А. Кузнецова указано, что с декабря 1941-го по середину февраля 1942-го за каннибализм и трупоедство к уголовной ответственности было привлечено 886 человек. По подсчетам историка В. А. Иванова с октября 1941 г. по декабрь 1942 г. за подсобные преступления в городе и области было арестовано всего 1979 человек (Дзенискевич А. Р. Бандитизм (особая категория) в блокированном Ленинграде // История Петербурга. СПб., 2001. № 1. С. 50). — /Комментарий А. С. Романова/.

403

«25 января 1942 года Главная водопроводная станция не получила электроэнергии, что грозило оставить предприятия без воды. На помощь пришли военные моряки, которые в труднейших условиях смонтировали 4 дизеля аварийной станции» (Дзенискевич А. Р. и др. Непокоренный Ленинград… С. 182). — /Комментарий А. С. Романова/.

404

Здесь имеется в виду беседа с П. С. Попковым «О неотложных мероприятиях по бытовому обслуживанию трудящихся города», опубликованная в «Ленинградской правде» в конце января 1942 г. В беседе говорилось о том, что «как никогда необходима организация массовой самодеятельности населения по созданию и поддержанию элементарных санитарно-бытовых условий в домах, по сохранению в порядке домов, квартир и мест общего пользования. <…> Каждый житель Ленинграда должен понять, что забота о доме, о квартире, о чистоте и благоустройстве двора есть его элементарная гражданская обязанность, его долг. <…> В пятидневный срок силами жильцов надо очистить дворы, улицы, трамвайные пути от снега, мусора, нечистот. В тот же срок силами проживающих прювести тщательную уборку квартир, общежитий, лестниц, всех мест общего пользования» (Ленинградская правда. 30:января 1942 г.). — /Комментарий А. С. Романова/.

405

Так как туалеты из-за отсутствия воды не работали, в обязанности дежурного по комнате входил вынос по утрам ведер с нечистотами во двор. Делать это по парадной лестнице не рекомендовалось, а вскоре было запрещено специальным приказом. — /Комментарий А. Н. Крюкова/.

406

Чобур Вольдемар Янович — артист. Участвовал в радиопередачах. — /Комментарий А. Н. Крюкова/.

407

Радлов Сергей Эрнестович — режиссер, педагог. Руководил организованной им Театром-студией и Театром им. Ленсовета. После эвакуации театра судьба его сложилась трагически. — /Комментарий А. Н. Крюкова/.

408

Большой дом — неофициальное название административного здания, в котором располагалось УНКВД (Управление Народного комиссариата внутренних дел; в настоящее время — Управление ФСБ). Расположен по адресу: Литейный пр., 4. Человек, вызванный в НКВД, мог ожидать чего угодно, вплоть до ареста. Могли предложить и сотрудничество: стать осведомителем. Маргулис вернулся благополучно, но не оставил записи о цели вызова. Вероятно, он, как и большинство вызывавшихся, давал так называемую «подписку о неразглашении». — /Комментарий А. Н. Крюкова/.