Русский сыщик И. Д. Путилин т. 2 - Иван Дмитриевич Путилин

— Что это? Это — настоящий «медный змий» из Библии? — вырвалось у меня с дрожью страха и отвращения. — Как могли разрешить поставить такой памятник? При чем на могиле изображение змия?

— Это — точно изволите говорить, ваше высокоблагородие... — угрюмо произнес кладбищенский сторож-старик. — Нехороший это монумент, не христианский. Недаром его все обходят, хотя спервоначала многие приезжали из любопытства на него поглядеть.

— «Любезной матери и любезному отцу от их любящего сына», — громко вслух прочел Путилин надпись на узкой медной дощечке, находящейся как раз под свесившейся головой змеи.

— Давно стоит этот памятник? — задал он вопрос сторожу.

— Года два-три примерно.

— А ты не знаешь ничего больше про него?

— Без меня все это случилось. Я в это как раз самое время уезжал на пять месяцев в деревню свою. Мне опосля, как я вернулся и стал о нем спрашивать, рассказывали, что похоронены тут богатеи большие — старуха купчиха с мужем своим. Почитай чуть не в один день померли они. Потом, слышь, такая история вышла, что сын ихний начальство упросил разрыть могилу и выкопать гроба, а для чего — уж я не знаю. Только что, значит, стали могилу разрывать, а оттуда гады-змеи так и стали выползать. Страшная сила их! Так и лежат, клубками свернувшись, так и шипят! Жуть взяла всех. Отскочили от могилы и могильщики, и начальство, кое было, духовенство. Скорей стали опять засыпать ее, отслужили панихиду — и крышка. Спустя, значит, малое время сынок-то вот и поставил монумент сей.

Путилин, как мне казалось, рассеянно слушавший рассказ сторожа, вдруг опустился на колени и приложился ухом к одной из дыр в бассейне-памятнике. Он слушал что-то несколько секунд, потом встал и очень пристально, внимательно стал осматривать бассейн-постамент «медного змия».

— Ого, как непрочно работают наши монументных дел мастера! — усмехнулся великий сыщик. — Крест стоит так недолго, а уж шатается.

— Да им што: им бы только деньги сорвать... — философски заметил старик сторож.

Путилин еще минут десять повозился около отвратительного памятника.

— Ну, а теперь, старина, веди нас к себе в гости, в твою сторожку.

Старик сторож повел нас.

— Мы долго останемся здесь, Иван Дмитриевич? — спросил я моего друга.

— Да, порядочное количество времени. Ранее глубокой ночи мы не выберемся отсюда.

— Так для чего же мы забрались в такую рань?

— Для того, чтобы при дневном еще свете полюбоваться некоторыми памятниками. Ночью при фонаре это было бы не совсем удобно.

— Гм... признаюсь, не особенно приятная перспектива торчать в этом мрачном месте столько часов... — недовольно пробурчал я. — Что мы будем тут делать?

— Разве? — рассмеялся Путилин. — Обстановка как раз по тебе, мистику и оккультисту. А время мы как-нибудь убьем в продолжении нашего спора, который был так неожиданно прерван.

В кладбищенской сторожке

А обстановка была действительно на редкость необычайная, такая, в какой я еще никогда не бывал с моим другом.

А куда только не заносила нас судьба! Бывали мы в самых страшных вертепах Сенной и иных столичных притонах, где заседали воры, убийцы, проститутки, бродяги; попадали в самые тайнозаповедные уголки сектантских изуверских «кораблей» (скопцов и хлыстов); доводилось нам дневать и ночевать в монастырских коридорах, подвалах и кельях; попадали мы на ослепительно блестящие рауты-балы петербургской знати, где величайшие мошенники и шулеры были облачены во фраки от Тедески.

Но сегодняшнее наше пребывание, честное слово, было особенно любопытно!

Ночь... Глухое, отдаленное кладбище... Крошечная хибарка кладбищенского сторожа...

И в ней — великий сыщик в генеральском чине и ваш покорнейший слуга, доктор медицины.

И по какому делу? По какому поводу? Абсолютно по совсем непонятному, по крайней мере для меня...

— Ну, старина, — ласково обратился Путилин к старику сторожу, — если уж ты назвал гостей, так будь и любезным хозяином. Не соорудишь ли ты самоварчика? Признаться, я чертовски прозяб, да и доктор тоже.

— О Господи, да с радостью, ваше превосходительство!.. Честь такая... Только не обессудьте: чаишко плохонький у меня... — засуетился донельзя смущенный старик.

И вот вскоре в убогой конуре на колченогом столе появился и запел свою заунывно-тоскливую песню старый-престарый кривобокий самовар.

— Ну, доктор, распоряжайся, а я немного подумаю.

И, скрестив руки на груди, низко склонив свою характерную голову, Путилин погрузился в продолжительное раздумье.

Необычайность обстановки взвинтила мои нервы, и я, подобно Путилину, не притрагивался к налитому стакану чаю.

Злобные порывы осеннего ветра с воем проносились над сторожкой, словно хотели сорвать и унести ее старую крышу.

Мелкие, но частые капли дождя били в стекла маленького окна. Пламя крохотной жестяной лампы вздрагивало.

Путилин по своей всегдашней привычке что-то тихо бормотал сам про себя.

Несколько раз до меня долетало:

— Если так... нет, нет... но кто?

— Да, кто, доктор? — вдруг громко спросил Путилин.

Я от неожиданности вздрогнул.

— Что такое? О чем ты говоришь?

— Я тебя, мистика и оккультиста, спрашиваю, кто появляется в белом на могиле?

— Бог с тобой, Иван Дмитриевич, я-то почем знаю... — ответил я.

— Кто из этих мертвецов выходит из гроба и нарушает зловещий покой этого последнего пристанища мятущегося человечества?

— Свят, свят, свят! — донеслось до меня испуганное шамканье-всхлипывание старика сторожа.

Его всего трясло от страха.

Путилин посмотрел на часы.

Было начало одиннадцатого часа.

Он стал надевать пальто.

— Куда ты? — с удивлением спросил я его.

— Надо, почтенный доктор, еще раз осмотреть кое-что... — спокойно ответил он.

— Как?! Ты один собираешься идти в эту тьму в глубь кладбища? — вскричал я.

— Да. Ни ты, ни этот почтенный страж не нужны мне сейчас. Что касается тьмы — у меня, как тебе известно, есть отличный помощник.

И он указал на свой знаменитый потайной фонарь.

— Но мало ли что может случиться? Ты — один. Тут такая глушь... Разреши мне идти с тобой.

— Не надо. Мертвецов, выходцев из гроба, я не боюсь, а живых людей тоже — как тебе известно, я умею недурно стрелять из револьвера.

И он ушел.

Тревожное чувство не покидало меня.

Чтобы как-нибудь рассеяться, я втянул старика сторожа, предложив ему стакан чаю, в оживленный разговор. Но — увы! — вся тема разговора опять сводилась чудесным образом к кладбищу, покойникам, к тем разным случаям и происшествиям, вплоть до