Евгений Носов - Солнечный Ветер

Майор замолчал, слепо уставившись в одну точку. Неожиданно правая бровь его дернулась и выгнулась дугой: видимо, его снова настиг вопрос--"Что же это было?"

-- Взрыв был? -- спросил я.

-- Нет-нет, только звук,-- торопливо проговорил он, будто спохватившись.-- Только звук,-- повторил он, и бровь опустилась на место.-Как бы гром, но не с небес, а вокруг тебя, внутри тебя... Слышал когда-нибудь хлопок после того, как самолет протыкает звуковой барьер? -- Я отрицательно завертел головой.-- Нет? -- чему-то снова удивился он.-- Так вот, позади самолета остается хлесткий звук, как от удара гигантским бичом.

-- Протыкает барьер,-- неожиданно для себя повторил я слова Кравски.-Барьер...

Что-то знакомое мне послышалось в этих словах, даже не в самих словах, мне уже доводилось их слышать, и они проходили у меня под номерами в первой тысяче, а в их сочетании. "Прокол барьера". У меня сразу застучало в висках, я даже напрягся весь, силясь высвободить из своей памяти то, что было связано, что тянулось за этим ключевым сочетанием.

-- Вспомнил? -- насторожился Кравски.-- Хлопок. Бьет по перепонкам, рвет их, изнутри взрывает голову. Кажется, что лопаешься ты сам... Все забирает в себя туман: ты -- слепнешь.

Майор хотел мне помочь. Он подсказывал, он требовал, чтобы я обязательно вспомнил, нетерпеливо ждал пробуждения моей памяти. Похоже, ему было крайне необходимо, чтобы я согласился с ним. Но сделал обратное: спугнул то далекое, зыбкое, еще совсем неразличимое, зависшее на паутинке ключевых слов, за которые ухватилось было сознание.

-- Нет, не помню.

Он снова сник, обмяк, опустил плечи, монотонно забубнил:

-- Не сразу я начал видеть. Сначала проступило белое, потом на белом раскрылись пятна, стали насыщаться серым, темнеть, заполнять какие-то формы... Я увидел Гении, уткнувшегося лицом в пульт. Из уха струилась кровь, капала на пульт. Руки его безжизненно свисли, казалось, пытаясь удержать разъезжающиеся ноги. Но, видимо, не смогли удержать: где-то нарушилось равновесие, колени раздвинулись шире, тело стало потихоньку сползать с кресла. Гении долго падал, в несколько приемов: сначала пробороздил лицом по клавишам пульта, уперся головой в экран дисплея, потом его повлекло назад, на какое-то время падение задержалось и только после он рухнул, ударяясь о стойку под дисплеем то коленями, то плечом, то головой, которая болталась, как у тряпичной куклы. Наконец он утвердился на полу, голова, с маху боднув высоко поднятые колени, откинулась на сиденье кресла. Гении застыл, будто для передышки, и снова нарушилось равновесие -- он стал медленно-медленно заваливаться набок.

"Да помогите же вы ему!" Мне казалось, что именно это я и кричал, только не слышал звука собственного голоса: я давился языком, крик застрял в мозгу. Я дернулся, собираясь помочь Гении. Однако и это оказалось только попыткой: я не смог даже привстать с кресла, как меня вывернуло всего наизнанку и с силой бросило на место.

Я боролся с тошнотой. И злость меня пробрала вдруг от носков до макушки, словно электроразряд кто влепил мне,-- даже тошнота отступила. "Почему никто не пытается помочь мне, Гении?! Что они -- заморозились, что ли?!" Повернул голову влево. Увидел сначала руки, мертвой хваткой вцепившеся в подлокотники, потом искаженное гримасой лицо Роя...

Кравски прервал рассказ, взглянул на меня.

-- Помнишь Роя? Лейтенанта Роя Эттика? -- без особой надежды спросил он.-- Который тебе ящик виски проиграл в компьютерный теннис?.. Не помнишь. Ни черта ты не помнишь! А с Роем ты в одной спецшколе учился.-- Он вяло чертыхнулся и продолжил прерванный рассказ:

-- Роя корежило от судорог. То, что я поначалу принял за гримасу, было лишь проявлением этих судорог на лице. Он на миг затихал, по потом на пего накатывала волна, лицо перекашивалось в диком оскале. И вот только увидев Роя, увидев кровяные полосы на его шее, идущие от ушей, я испугался. Да,-повторил Кравски,-- испугался. От мысли, что началась война, а контузия наша -- от подземной ударной волны... А мы не смогли дать оповещение... Тогда-то и поглядел в твою сторону. И увидел два пустых кресла. Одно, из которого так долго выпадал Генни, и следующее -- твое. Гении лежал на полу, весь изогнутый, головой в лужице крови. Рядом с твоим креслом никого не было. Тогда я осмотрел весь модуль: все было на месте, кроме тебя. Ты исчез бесследно, растворился. И только пилотка осталась, висела там, на движке тумблера, где ты ее обычно пристраивал...

-- Майор, зачем вы мне все так подробно рассказывали? -- спросил я после долгого молчания Кравски.

-- Зачем? Затем, что я уже, во-первых, не майор, а штатский, пенсионер, инвалид. А во-вторых, я не хочу, чтобы на мне стояло клеймо помешанного. Комиссия, проводившая расследование этого случая, сочла нас такими: будто после контузии всех нас постигло умопомрачение. Не мог ты исчезнуть, не снимая блокировки с дверей лифта, не открывая люков. Да и хлопка, от которого мы получил контузию, никто больше в Центре не слышал ни в одном модуле. Я очень надеялся на тебя, Пит, но ты даже не помнишь того, что помним мы... Знал бы ты, как я радовался твоему воскрешению. А ты даже себя не помнишь...

-- Но я помню, что Пит все же вышел на поверхность. Вы еще хотели остановить его, когда он шел к лифту, однако он не послушался. А Генрих сказал, что это Пит угробил мир...

-- А ты ответил, что именно поэтому ты и идешь,-- подхватил Кравски, нисколько не удивляясь.-- И тебе, выходит, снился такой сон.

-- Почему сон? Я все это видел,-- сказал я. Кравски невесело усмехнулся и сказал:

-- Не ты один, все мы видели такой сон.

-- Но мне это не снилось! -- воскликнул я.

-- Однако и войны не было,-- спокойно ответил Кравски.-- Комиссия заключила, что это были галлюцинации или остаточные проявления их. И ты знаешь, мы вполне согласны с этим заключением. Такого, что мы видели во сне, не было на самом деле: не было никаких вспышек на территории противника, оповещения никто не получал, не сбоил компьютер на борту "Фиксатора-8", не было ответного удара. Ничего этого не было. И приснилось нам такое, пусть и совпадающее во многих деталях, всем в разное время. Мне, например, где-то спустя педелю после случая в модуле, а Генни увидел этот сон лить годом позже, и то не полностью, как мы, а до того момента, когда был дан упреждающий удар.

-- Я этого не помню,-- сказал я.-- Мне запомнились только последние слова Пита: "Это конец. Понимаете вы -- это конец всему!" Да перед этим кто-то сказал, что какой-то щит пропустил две боеголовки.

-- Тоже, значит, кусками смотришь.

-- Не понял.

-- Потому что после того как Пит,-- Кравски сбился, чертыхнулся и поправился,-- после того, как ты проскулил, что всему настал конец, ты и рванулся с кресла, кинулся смотреть, как на город будут падать бомбы.