Ант Скаландис - Братья Стругацкие

«Уважаемые товарищи! Мы с интересом и удовольствием ознакомились с „Экипажем „Меконга“.“ На наш взгляд, книга получается. Рукопись читается отлично, и вас можно поздравить с литературной удачей. Конечно (без этого сакраментального „конечно“ таких писем не бывает. — А.С.), поработать ещё придётся немало…» -

пишет АН. Что любопытно, это первое письмо датировано 24 августа — в точности тем днём, когда БН на Кавказе делает запись в дневнике о своих современниках, уже сегодня годных для коммунизма. Евгений Львович определенно был одним из них, и его двоюродный брат Исай Борисович — конечно, тоже.

Войскунский вспоминает:

«В первой половине января (1961 года. — А.С.) я прилетел в Москву с переработанным романом. В „Детгизе“ познакомился с Аркадием Стругацким. Мне он понравился с первого взгляда: рослый усатый очкарик поднялся из-за стола с дружелюбной улыбкой, мы пожали друг другу руки, и тут он говорит: „Бойтесь женщин, падающих с теплоходов“. Это фраза из „Меконга“. И сразу у нас возникла, как я полагаю, взаимная приязнь. Я побывал у Аркадия дома, на Бережковской набережной, познакомился с его красивой белокурой женой Леной. Конечно, мы и водки выпили по случаю знакомства, очень быстро превратившегося в дружбу».

Войскунский знал Стругацкого ещё по первой повести и рассказам. Стругацкий отметил Войскунского по первым же страницам рукописи. Рыбак рыбака видит издалека. Время было хорошее, но даже в хорошее время не бывает много по-настоящему хорошей литературы. Они понимали, что надо помогать друг другу. Войскунский был старше, Стругацкий был опытнее как писатель и редактор. Им было, что подсказать друг другу. Но уже через пару лет, а точнее с выходом в свет «Попытки к бегству», Евгений Львович понял, как он сам признается, что этим авторам советовать больше нечего. Вдруг сделалось совершенно очевидно, насколько они выше всех…

И в этом контексте особенно интересно вспомнить ещё одну страничку из редакторской биографии АНа. Был в тогдашней фантастике человек, который не просто считал возможным давать советы всем, но мнил себя патриархом, классиком, великим и непогрешимым. Речь, конечно же, об Александре Петровиче Казанцеве. Этого персонажа нам придётся упомянуть ещё не раз. К сожалению.

Весной 1961-го на редактуру к АНу попадает роман «Внуки Марса». Вот как он сам об этом рассказывал:

«Значит, получил я рукопись. Вызывает меня заведующая редакцией, Казанцев сидит, надутый, как клоп. Поздоровались. „Вот, Александр Петрович принес свою новую рукопись. Называется „Внуки Марса“. „Ну, — я говорю. — Страшно рад. Страшно горд“. <…> Вам хорошо, ребятушки, смеяться, а тогда же Казанцев был, так сказать, вождем фантастики нашей, бог и царь. Папа Римский… Ну, взял я… Язык, вы сами понимаете… Идея — черт с ней, в конце концов. Правда, она содрана. <…> Интересный очень роман был в 20-х годах — „Последний рейс „Лунного Колумба““. Там, где исходной идеей является происхождение людей от селенитов. <…> Так что на идею я особого внимания не обращал. Но уж очень плохо было написано, и я так аккуратно карандашиком поверх стал писать свой вариант. Тут как раз полетел Гагарин. Я написал Казанцеву, что первую главу отредактировал, надо бы показать, согласны ли встретиться. „Ну, приезжайте“. Я поехал. Гремела музыка. Где-то там Гагарин с Хрущёвым пьянствовали. А я, значит, пришел к Казанцеву. Он сидит на телефоне и диктует на тему: „О чем ещё мечтать фантастам?“ Или: „Что ещё осталось фантастического?“ <…> Он увидал мою карандашную вязь: „Нет, — говорит, — я ни одного слова не приемлю. Извольте стереть и сдавать в производство“. Я говорю: „А вам не кажется, что, вот…“ „Нет, мне кажется, что я сказал лучше, чем вы написали…“ Я поехал к заведующей: „Вот, так и так. Казанцев требует, чтоб пустили в производство безо всякой редактуры“. — „Старый дурак! — сказала Калакуцкая. — Ну и давайте, Аркадий Натанович, пусть он сам за себя ответит хоть раз в жизни““.»

Так и пошло всё в авторской редакции. Но фамилия Стругацкого в книжке стоит.

Вот мы и перешли плавно к следующему — 1961 году. С работой всё было примерно так же: много писем и мало встреч. Весной начинается плотная работа над «Стажёрами». Идея их возникла ещё минувшей осенью, а зимой появляются первые планы и наброски. В апреле — мае они встречаются в Москве и пишут. Вот очень важная фраза в письме АНа от 19 марта:

«Надо написать хорошую историю пацана-Стажёра (безотносительно к его профессии) в столкновении с людьми и обстоятельствами. Фантастика — только фон» (выделено мною. — А.С.).

Этот принцип станет для них одним из главных на все последующие годы. Хотя как раз в «Стажёрах» он ещё не будет реализован полностью. Эта повесть станет торжественным прощанием с традиционной научной фантастикой.

И снова мы вынуждены вспоминать о неприятном факторе, мешающем работать АБС, а персонально АНу вообще мешающем жить. В свои тридцать пять он как офицер запаса — военнообязанный. С утомительной регулярностью его выдергивают на переподготовку. В те времена как-то не принято было манкировать повестками из военкомата. Как-то и в голову не приходило, что личные интересы могут быть выше общественных. А впрочем, весной 1961-го они уже вполне могли считать себя писателями, нужными обществу, а не только самим себе и друзьям. То есть общественными были и те, и другие интересы.

28 марта АН заводит новую общую тетрадку дневника и делает в ней первую запись, которую можно считать примечательной во многих отношениях:

«Только что закончил вариант „Пролога“ к „Стажёру“. По-моему, идея неплохая — расстаются навсегда парень и девушка в связи с тем, что парень получает назначение. И девушка говорит ему всё, что она думает о „женском рабстве“. Но вот за исполнение не ручаюсь. Вечером почитаю Крысе. Сегодня кончаются военные сборы. Вчера сидел и задыхался от тошноты — до чего надоели все эти автоматы и пулемёты. На работе тоже не весело — редактирую Казанцева. Необычайно многословен. В каждой строчке есть не менее одного слова, совершенно не нужного.

Звонила Бела Григорьевна, просила зайти и подписать договор на „Стажёра“. Пожалуй, надо бы зайти и подписать. Дома сейчас тошновато, хочется удрать и выпить. А пить разрешено только по субботам и воскресеньям. Будем терпеть.

У Крысы идёт война с Главной редакцией. Зануды».

Дома тошновато из-за тесноты. Когда люди живут в такой скученности, никаких хороших отношений надолго не хватит — начинаются конфликты. А тут ещё у Лены неприятности по работе. 10 апреля она уволится из своего словарного издательства. Традиционное намерение почитать ей вечером текст пролога, написанный по ходу военных занятий, говорит о том, что отношения у супругов в целом хорошие, но из-за водки они уже ругаются, а также из-за родителей, из-за детей, особенно из-за племянника Лёшки. А тут ещё эти сборы, и отвратительный Казанцев — всё одно к одному. Удрать и выпить.