Вера Хоружая - Письма на волю

Провожать Веру пришли члены правления колхоза, сельсовета, колхозницы. Через месяц она не выдержала и неожиданно приехала посмотреть, как мы без нее живем, как дети. У нас было все благополучно. Сережа чувствовал себя хорошо, за месяц заметно подрос и потолстел. Аня тоже была здорова. Я работала в колхозных яслях, и старшие девочки посещали ясли, а мама ухаживала за Сережей. Вера побыла у нас 3 дня. Больше мы ее не видели!

Когда она работала в Москве, писала нам очень часто нежные, полные забот о детях, обо всех нас письма и скупо о себе. «Обо мне не беспокойтесь, я здорова, мне хорошо», — вот и все, что мы о ней знали.

В августе и сентябре мы получили еще 2 письма. Это были последние ее коротенькие, написанные наспех письма. Получили мы их через полевую почту. И связь оборвалась… С какой тревогой и нетерпением мы ждали от нее писем. Но их больше не было. Мама особенно тревожилась, предчувствуя беду, часто плакала. К большому горю от неизвестности о Вере прибавилось еще одно. В сентябре умерла моя маленькая дочь Наташа.

Долго еще мы все ждали, надеялись получить весточку от Веры…

Н. Деева,

сестра В. Хоружей

С ВЕРОЙ В ПОБЕДУ

Наконец Вера Хоружая добилась своего. Во главе женщин-добровольцев ЦК КПБ послал ее в оккупированный и залитый кровью Витебск. Среди добровольцев в этой группе была и я.

Когда я впервые увидела Веру Хоружую, меня поразила ее седина, которая никак не соответствовала ее моложавому энергичному лицу. Будто золотистую ниву посеребрил до срока выпавший мороз. Глаза у Веры были молодые, на людей смотрели дружелюбно, весело и вместе с тем испытующе. Но они становились темными, колючими, когда речь заходила о зверствах гитлеровцев на оккупированной территории. Этими глазами Вера твердо, без страха смотрела в лицо смерти.

В конце лета 1942 года мы перешли линию фронта. Курс держали на Витебск, Переход был нелегким. Перед отправкой в тыл врага нам с необходимой в таких случаях суровой откровенностью сказали, что некоторые из нас, возможно, никогда не вернутся назад. И как хорошо, что руководителем группы была Вера Хоружая! Несколько простых ободряющих слов, сказанных опытной подпольщицей, и к уставшим возвращались силы, приходила уверенность.

Пережив много опасностей, описание которых составило бы целую книгу, пробрались мы, наконец, в бывший Суражский район. Там наша группа проводила работу с местным населением. Мы рассказывали людям о Большой земле, поддерживали в них уверенность в неминуемой победе, разоблачали фашистскую пропаганду.

В первых числах октября 1942 года Вера Хоружая, Софья Панкова и Евдокия Суранова пробрались в Витебск для организации подпольной работы.

В Витебске Вера очутилась впервые. Обстановка в городе — немецкие патрули на улицах, бесконечные проверки документов, непрекращающиеся облавы на партизан и просто «подозрительных» людей, виселицы на площадях — обязывала к внутренней собранности, большой осторожности. Действовать здесь опрометчиво, по первому побуждению было крайне неразумно. Каждый нерассчитанный шаг грозил гибелью.

У Веры были адреса, рекомендации. Но все ли нужные люди на месте? А вдруг нарвешься на предателя? Подпольщику всегда приходится рисковать, часто полагаться на свое, выработанное в тяжелой и опасной работе чутье.

Мне и моим подругам очень хотелось следовать за Верой, разделить с ней опасность, которой она подвергалась. Но дисциплина не позволяла этого делать. Впрочем, в работе у нас недостатка не было. Находясь в партизанском отряде Михаила Бирюлина, мы выполняли разнообразные поручения товарища Кудинова, работника Витебского обкома партии. Связь с Верой осуществлялась через комсомолку А. Ф. Ермакович (Тоню).

Но однажды случилось так, что патруль, проверяя документы, отобрал у Тони паспорт. Она вернулась в отряд, так и не повидав Веру. Связь с Хоружей оборвалась.

Спустя пару недель после этого события Кудинов отправил в Витебск меня. Я несла Вере шифровку, зашитую в пальто, и три тысячи немецких марок. Со мной была комсомолка Люба. Нас обеих можно было принять за крестьянок, отправившихся на базар. Каждая в руках держала по авоське, набитой свеклой, редькой, мешочками с крупой.

Вот и заснеженный берег Западной Двины — последней преграды на нашем двенадцатикилометровом, но таком трудном пути к Витебску. Преодолеть ее оказалось не так-то просто. Стрежень Двины в это время еще не был скован льдом. Темная, быстро текущая полоса воды заставила нас остановиться. На наше счастье, поблизости оказались мальчишки, дети местных жителей. Отцы некоторых из них партизанили. Мальчишки — народ понятливый. Они с готовностью согласились перевезти нас на лодке.

В городе мы зашли к довоенным знакомым Любы. Те, разумеется, не знали, чем Люба занимается теперь. В разговоре мы незаметно выяснили обстановку и отправились каждая по своему заданию. Мне надо было попасть в угловой дом под номером 4, в саду, кажется, по Тракторной улице. Сердце тревожно забилось в груди, когда на мой стук в сенях послышался шорох, затем лязгнул запор и срывающийся голос предложил войти. Мне было известно, что в этом доме должна была проживать большая семья Воробьевых: шестидесятилетняя бабушка Маша, ее сын, невестка, еще одна женщина и двое детей.

— Я к бабушке Маше на примерку, — сказала я. Это был пароль.

На пороге вместо ожидаемой старушки стояла женщина средних лет.

— Входите, входите! — заговорила она. — Марии Игнатьевны дома нет. Посидите, обогрейтесь, а я мигом за ней сбегаю.

Незнакомка накинула на себя пальто и выскочила на улицу. Когда за ней захлопнулась калитка, из соседнего дома через двор прибежала другая женщина. С плачем она бросилась ко мне:

— Уходите скорее! Все арестованы — и бабушка и партизанки… Бегите, она отправилась за полицаями.

Мне ничего не оставалось делать, как покинуть квартиру.

Список лиц, арестованных полицией в ноябре 1942 года и переданных в СД, среди которых и участники подпольной группы В. Хоружей: Корнилова Анна (В. Хоружая), Заско Антонина (С. Панкова), Мария, Агафья и Василий Воробьевы.

На улице я смешалась с толпой и пошла быстро, не оглядываясь. По городу, гремя сапогами, ходили немецкие патрули, я слышала их гортанные возгласы-крики: «Хальт!», «Аусвайс!» Дул пронизывающий, холодный ветер. На сердце было тяжело, но я постаралась взять себя в руки. Надвигался вечер, надо было подумать о ночлеге. Так как других знакомых у меня не было, я отправилась к Любиным. Сказала, что не сумела продать свой товар и хочу завтра снова попасть на базар. Это прозвучало правдоподобно: в руках у меня была все та же авоська с овощами и крупой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});