Муслим Магомаев - Любовь моя - мелодия

Наше соседство с друзьями хорошо еще и тем, что мы можем собраться вместе в любую минуту. Иногда Тамара скажет: «Давай пообедаем все вместе. Позови Люсю со Славой». И мы собираемся, просто так, без всякого повода. Сидим, говорим о самых обычных вещах. В такие минуты как-то по-особому уютно дома, спокойно на душе…

В Большом театре работал еще один наш друг — Александр Ворошило. Начали мы с ним дружить с одного случая, который вроде бы не должен был расположить меня к дружбе — все-таки человек испортил мне новую машину. На только что купленной «Волге» я поехал на дачу к Атлантову, где был и Саша, который дружил с Володей. До этого мы с Ворошило были просто хорошо знакомы, встречались, здоровались, но друзьями не были. И вот на даче он захотел посмотреть мою машину: «Новенькая, краской пахнет!» Сел за руль, начал что-то трогать, на что-то нажимать. И включил «дворники», которые у меня были еще без резины. Они начали ходить туда-сюда — вжик-вжик — и царапать стекло. Саша растерялся, не знает, как их остановить… В общем, он мне так расцарапал лобовое стекло, что его пришлось заменить. А мы потом подружились…

Я с удовольствием ходил на «Отелло», когда в спектакле пели Атлантов и Ворошило, а дирижировал Евгений Федорович Светланов. На мой взгляд, сейчас это лучший наш дирижер. И пусть на меня не обижаются другие наши замечательные мастера, талант которых я высоко ценю. Но Светланов — это Светланов. Я не слыхал, чтобы у кого-нибудь еще так звучал оркестр. Помню, когда он встал за пульт «Отелло», я спросил у Тамары: «Он что, посадил в оркестр своих музыкантов из Госоркестра?» Так меня удивило, что звучание оркестра прямо на глазах преобразилось. Тамара ответила: «Нет, это все наши музыканты, из оркестра Большого».

На «Отелло» я ходил три раза, что для меня необычно—я уже писал выше, что не могу ходить в Большой на рядовые, не премьерные спектакли. Но тут мне хотелось услышать, как Саша Ворошило будет петь Яго. Воспитанный на итальянских баритонах Титта Руффо, Джино Бекки, Тито Гобби, с их мощными, громобитными голосами, баритональными басами, я думал: «Как Саша справится с низами, со средней тесситурой?» У Ворошило голос искрометный, серебристый, полетный, с великолепными верхами.

Но Саша прекрасно справился со своей партией. И не только вокально. Его Яго и в сценическом смысле был интересен. Раньше певцы в этой роли делали грим таким, что сразу было видно: Яго — злодей, предатель. А Ворошило сделал своего Яго обаятельным. Это очень страшно — обаятельная подлость.

В знаменитом дуэте Отелло и Яго Саша вместе с Володей Атлантовым «влезал» за ним на верхнее ля, хотя должен был бы пойти вниз. И держал эту ноту так долго, что Володя даже начинал дергать его за руки: мол, хватит.

Казалось бы, с таким голосом Саша будет еще петь и петь. Он никогда не форсировал звук, у него всегда все шло с легкостью. Иной певец поет, а ты сидишь и думаешь: «Господи, как же ты верхнюю ноту-то будешь брать?» А тут не возникало никаких опасений — настолько было видно, что верхние ноты у Саши беспредельны. Но вот случилось, что его голос «устал». Почему это произошло — не знаю. То ли Саша его перетрудил, то ли переболел, то ли это нервные перегрузки, а может, что-то и из области мистики — кто-то сглазил…

Он попросил меня позаниматься с ним. Поначалу Саше было тяжело петь, потом, от занятия к занятию, становилось лучше и лучше. К сожалению, позанимались мы с ним немного. Сейчас Александр Ворошило успешно поет в концертах, но основное время у него занимает бизнес.

У нас с Тамарой много давних и добрых друзей среди врачей, хотя лечиться я терпеть не могу. В свое время, когда я был депутатом Верховного Совета Азербайджана, я каждый год проходил обязательное медицинское обследование. До этих визитов к врачам давление у меня было нормальным — 120/80, но когда надо было идти в поликлинику, оно сразу поднималось только от предвкушения встречи с людьми в белых халатах. Но врачи здесь ни при чем — просто я не люблю ходить к ним.

Тем не менее среди моих друзей немало медиков — ничуть не меньше, чем коллег-музыкантов. Со многими я встречаюсь в Москве или в Баку и по сей день. Но так сложилась жизнь, что иных уже нет среди нас, другие разъехались по разным странам. Уехал в Израиль прекрасный уролог Феликс Яшгур. Неожиданно рано ушел из жизни превосходный специалист Альберт Юльевич Гершович. С его семьей мы до сих пор поддерживаем связь…

Теплые отношения сложились у нас с известным врачом Александром Семеновичем Бронштейном, создавшим свою клинику, где он собрал вокруг себя первоклассных специалистов. В его клинике для пациентов созданы такие замечательные условия, что я подумал: «Если, не приведи Господь, придется всерьез обращаться к врачам, то лягу только в клинику доктора Бронштейна». А познакомил нас с Александром Семеновичем другой замечательный человек — Леонид Михайлович Рошаль, с которым мы подружились еще в те давние времена, когда в нашей стране самыми популярными людьми были космонавты…

Отзывчивость Леонида Михайловича известна всем, кто хоть раз обращался к нему за помощью или просто за советом. Я тоже не однажды прибегал к его содействию, когда кому-либо из друзей требовалась помощь или консультация специалистов. Доктор Рошаль входит в международную общественную организацию «Врачи за мир», где пользуется большим авторитетом среди зарубежных коллег. Он всегда там, где срочно нужна помощь, где страдают люди: как ни позвонишь ему, он оказывается в этот момент в какой-нибудь «горячей точке» планеты…

Я не претендую на то, чтобы называть себя другом Мстислава Ростроповича. Лучше скажу так — у нас с ним давние хорошие отношения. Хотя он и просит называть его просто Славой, мне очень трудно обращаться так, запросто, к человеку, которого я высоко ценю. Как-то я ему позвонил: «Как вы поживаете?» — «Ты опять со своим „вы“?» — «Да нет, я имею в виду, что „вы“ — это и Галина Павловна».

Я помню его приезд в Баку. Тогда Мстислав Леопольдович (о том, чтобы называть его Славой, я и думать не мог) давал в родном городе несколько концертов. Я сумел побывать только на одном из них, так как прилетел всего на день и должен был сразу же улетать.

Особенно запомнилось мне посещение их квартиры незадолго до его отъезда из Советского Союза. Он пригласил нас с Тамарой в гости, мы посидели, поговорили. Настроение было нерадостное: все понимали, что он уже «на чемоданах». Да и квартира была как после разгрома: полупустая, какие-то вещи кучей лежали на полу, какие-то валялись разбросанными…

После отъезда Ростроповича я с ним не встречался. Только Тамара могла видеться с ним и с Галиной Павловной во время своих зарубежных гастролей: она и Маквала Касрашвили были среди тех, кто не побоялся навестить его в Париже. Тогда же она привезла с собой от них два экземпляра книги «Галина» — для нас и для Бориса Александровича Покровского. Галина Павловна даже не рискнула надписать их, чтобы не подвести Тамару, — на всякий случай, если их обнаружат таможенники. А так можно было сказать, что эти книги просто куплены в магазине.