После Сталинграда. Семь лет в советском плену. 1943—1950 - Эдельберт Холль

Вильгельм рассказал, что по дороге сюда он видел наших товарищей из 209-й колонны, которые должны быть здесь завтра с утра.

Ночь прошла в счастливом ожидании и с покалывающим чувством внутреннего возбуждения, отчего я едва ли сомкнул глаза. Уже рано утром первые из наших товарищей, осужденные за различные преступления, собрались в лагере. Здесь оказались военнопленные из всех окрестных лагерей. Вскоре мы встретились со своими друзьями Мютшеле, Дерром, Корфом и Бреске. Отсутствовали только Ann и Менден. По поводу Курта Anna мы не располагали достоверной информацией, но Ханс Менден пребывал в штрафном лагере 203-й колонны еще с мая 1949 года. Как полагали мои друзья, которые были с ним с самого начала, русские снова осудили его. Мы стали наводить справки, не было ли среди присутствующих кого-нибудь из 203-й колонны, и тогда Виктор Хильдебранд, который провел вместе с Менденом несколько недель сообщил, что в канун Рождества Ханса забрали в больницу с желтухой. Мы стали с беспокойством и нетерпением ждать прибытия кого-то оттуда. Наконец, появились Колоч, работавший там санитаром, и доктор Мюллер, проводивший операции с ампутацией. В ответ на наши вопросы о Мендене мы получили печальную весть, что 8 января сего года лейтенант Ханс Менден умер в больнице от желтухи и переохлаждения. Эта горькая весть омрачила радость от предстоящего возвращения домой. Нам предстояло оставить лежать здесь, на обочине дороги, вслед за нашим другом Оттелем Гетцем еще и самого молодого из нас Ханса Мендена. Ему только исполнилось 24 года. Всего за семь месяцев двое из нас десяти, осужденных, умерли. И мы все еще не знаем, что произошло с Куртом.

Была еще одна горькая новость, что опечалила нас. Фамилия Людвига Цубека из Глейвица[37] отсутствовала в списках тех, кого отправляли на родину. Его тут же захотели отправить на работы. Цубеку 42 года, и у него проблемы со здоровьем. Он сел на нары и тут же повалился на них ничком под тяжестью этой новости. Никаких самых лучших слов не хватило бы, чтобы успокоить его. Я не мог понять причины столь жестокого решения. Цубек был обвинен по той же статье, что и все мы, и приговорен всего к пяти годам. И из этого срока он уже успел отбыть половину. Лагерное начальство продолжало упорно настаивать на том, что его нет в списках. Телефонный звонок к руководству тоже ничего не дал. Один наш старый знакомый, который всегда хорошо к нам относился, сказал, что Цубек не немец, а поляк Зубек. Я не поверил в это и спросил у Людвига, не было ли случая, когда, находясь в плену, он вел себя неосторожно. Он заверил меня, что никогда не совершал ничего такого. Я пообещал, что если у меня будет возможность, я поставлю в известность об этом случае администрацию Ангарлага.

19 февраля все 26 человек, возвращающихся на родину, на двух грузовиках отправились в Заярск. Незадолго до нашего отъезда к нам подошел бухгалтер, который выплатил нам положенные деньги, согласно балансу. Я получил 14 рублей, Корф и Мютшеле – более чем по 80 рублей каждый, так как они работали слесарями в ремонтной мастерской. Мы оставили немного денег Людвигу на табак. Из барака нас провожали со слезами на глазах.

При зимнем солнечном свете грузовики быстро двигались в сторону Заярска. Вот, проехав вдоль опушки леса, мы миновали лазарет 204-й колонны. Сняв перчатки, мы попрощались, помахав руками, с нашими погибшими друзьями, от которых остались лишь торчащие из снега деревянные кресты с их именами и номерами.

Все это было похоже на сон. Всего 10 месяцев назад мы ехали той же дорогой, но в противоположном направлении, ничего не зная о своем будущем. Теперь же мы могли питать надежды на возвращение домой, хотя и с горьким послевкусием от утраты двух наших лучших друзей, которые останутся здесь лежать навсегда.

К нашей большой радости, у ворот в Заярский пересыльный лагерь нас встречал Курт Ann. Здесь же был и Артур Зауэр, с которым мы вместе сидели в камере в Запорожье. Курт сразу же, после обыска у ворот в лагерь, предупредил нас о местных бандитах.

– Если у вас есть деньги, спрячьте их хорошенько! У меня они уже успели все отобрать. Я был совершенно беспомощен против них!

Мы сердечно поздоровались с ним. Ведь мы не виделись с самого Харькова. Курт рассказал, что венгерский спортсмен-конник Чермак, который представлял Венгрию на Олимпиаде в Берлине в 1936 году и с которым мы сидели в одной камере в Запорожье, все еще остается в 4-м отряде. Ann, как и мы, был очень опечален, узнав о смерти двух наших друзей.

Нас отправили к назначенному месту жительства, темному переполненному бараку. Нас тут же окружила стайка молодых бандитов, которые хотели обыскать нас. Уже предупрежденные Куртом, мы сбились вместе и отступили к двери. Бандиты попытались помешать нам, но у них ничего не вышло. Оскар успел выскочить наружу. Какой-то молодой парень попытался преградить мне путь к двери, но я оттолкнул его, и он отлетел в сторону. Когда я выходил в дверь, Оскар предостерегающе крикнул. Я обернулся и увидел, как ко мне идет бандит с обнаженным ножом в руке. Но я был уже на виду у часового на вышке, поэтому бандит предпочел нырнуть обратно в темноту барака.

Эмиль Холлер, один из тех, кого отправляли домой, который уже давно жил в этом лагере, нашел для нас более удачное место для ночлега в строении, которое прежде использовалось в качестве мастерской. Нам придется провести здесь всего два или три дня, поэтому можно будет смириться с некоторыми неудобствами нашего временного жилища. Главное, что здесь мы будем среди немцев, и никакие бандиты не будут нам надоедать.

Целый день сюда свозили из разных лагерей Ангарлага людей, которым предстоял путь домой. Некоторые из них успели настолько приспособиться к местным условиям, что потеряли всякое чувство собственности и не видели разницы в понятиях «мое» и «твое». Им будет очень трудно, когда они вернутся к нормальной жизни. Я даже подумал, что, возможно, рано или поздно некоторые из них обязательно окажутся в немецких тюрьмах. А ведь прежде это были честные и достойные люди. Годы неволи и постоянное чувство голода заставили их погрузиться во все это. Они способны думать только о себе. Слава богу, большинство из нас до сих пор остались нормальными и здравомыслящими людьми.

От одного берлинца, который был в лагере для военнопленных