Артем Драбкин - По локоть в крови. Красный Крест Красной Армии

— Когда состоялся выпуск военврачей из Свердловского мединститута?

— Наш выпуск состоялся в конце мая 1942 года. Перед завершением учебы, согласно какому-то существующему в то время положению, нужно было уплатить за учебу, но сделать это почти никто из нас не мог. Исключения из правил не было, и неплательщикам стали угрожать задержкой в выдаче дипломов, но эта угроза помогала мало. Тогда мне и Семену помогла одна добрая душа, декан лечебного факультета профессор Зетель-Коган, не знаю, за какие заслуги, но она уплатила за нас требуемую сумму (по-моему, 300 рублей), и мы ей были очень благодарны. С Семеном договорились, что как только получим первое денежное содержание, вернем ей долг, что мы и сделали, когда уже были на фронте, но получила профессор эти деньги или нет, я так и не узнал, потом говорили, что профессор Зетель-Коган умерла во время войны…

Выпускной вечер был устроен по старым традициям, был алкоголь, в студенческой столовой напекли блинов, а местные уральцы приготовили и принесли пельмени.

После торжественной части был праздничный ужин и танцы, а на следующее утро, попрощавшись с товарищами (которых я, кстати, кроме Семена Розенблюма, ни разу больше не встретил, ни во время войны, ни после нее), я отправился в военкомат.

Получил назначение на должность командира 30-й ОДР, впервые надел настоящую комсоставскую форму, мне выдали документы на звание военврача 3 ранга (с гордостью прикрепил по одной шпале в петлицы), и я направился в свою роту.

Но когда я понял, в какую часть меня назначили, то воспринял это, как минимум, как личное оскорбление.

— Почему?

— Я был уверен, что получу назначение в какую-нибудь боевую часть, а тут меня отправляют в тыл, в окрестности Свердловска, во вновь формируемую 30-ю ОДР (эта аббревиатура ОДР расшифровывалась так — обмывочно-дезинфекционная рота).

Прибыл на место, во дворе стоят несколько автодушевых и автодезкамер, вокруг которых суетились солдаты пожилого возраста и несколько женщин в военной форме. Писарь роты, который по возрасту годился мне чуть ли не в дедушки, открыл рот от удивления, когда увидел, что командиром к ним прислали почти мальчишку.

До моего появления в ОДР командовал ею политрук Данилов, добрый человек, лет 45 от роду. В роте служили хорошие люди, почти все пожилого возраста, отношения между Даниловым и подчиненными были не строго уставные. Служба в этой роте была мне не по душе, я хотел на фронт. Прошли всего недели две, как в один прекрасный день в расположение роты прибыл незнакомый мне военврач 2 ранга и без лишней дипломатии объявил мне, что на должность командира этой роты назначен он, а мне следует явиться в Военно-санитарное управление Уральского ВО, что я и сделал.

После соблюдения положенных формальностей, в ВМО мне вручили предписание: прибыть на должность командира медицинского взвода медицинской роты 4-й истребительной дивизии (если сравнивать эту должность с гражданской, то она соответствовала заведующему хирургическим отделением).

Я обрадовался, понимая, что теперь буду заниматься непосредственно практической хирургией на ее передовом этапе, это было очень почетно. Дивизия формировалась в Тюмени, и когда вечером я сел в Свердловске на поезд, то со мной в одном купе оказался мой непосредственный начальник, военврач 2 ранга Алексей Николаевич Солдатенко (с ним меня судьба сводила на фронте и много раз после войны)…

Прибыли в Тюмень, части дивизии формировались в разных районах, и мне приходилось мотаться по отдаленным местам, при этом еще выкраивать время, для того чтобы в местной больнице и в прозекторской отрабатывать методику оперативного вмешательства. Через некоторое время в хирургический взвод прибыл еще один, более опытный врач, и мне стало легче.

— А что эта была за дивизия? Первый раз сталкиваюсь с таким названием — истребительная, когда речь идет о стрелковой части.

— Это были первые стрелковые противотанковые дивизии в Красной Армии.

Наша 4-я дивизия состояла из трех стрелковых бригад, каждая из которых имела в составе три батальона истребителей танков и несколько других подразделений. После недолгого формирования дивизию погрузили в эшелоны и по зеленой улице, фактически без остановок, беспрепятственно, отправили на запад, за считаные дни дивизия добралась до Москвы и выгрузилась в Алабино.

Затем, в связи с тяжелой обстановкой на фронтах, наши бригады ушли по различным фронтам, а штаб и управление дивизии через некоторое время погрузили в эшелоны и направили в южном направлении. Мы думали, что нас отправляют под Сталинград.

На станции Владимировка, совсем близко от Сталинграда, наш эшелон и составы, стоящие на соседних путях, сильно бомбили. Во время бомбежек мы уходили в степь и однажды, когда вернулись к поезду после очередного налета, увидели, что на соседнем пути лежал на боку горящий вагон, а вокруг него валялись пачки денег в крупных купюрах. Никто не посмел наклониться и взять хоть одну банкноту.

После короткой остановки эшелоны последовали дальше на юг, Сталинград остался в стороне и позади, мы стали недоумевать, куда везут? Зачем?

Прибыли в Астрахань — погрузка на пароход «Валерий Чкалов». Здесь нас тоже пыталась бомбить авиация противника, но ни одна из бомб не достигла целей, а вот рыбы после бомбежки у нас появилось много. В следующий налет немцы нанесли удар по нефтехранилищу, стали взрываться баки, и горящая нефть или бензин стекали в Волгу прямо к месту стоянки нашего «Чкалова». Мы оказались в западне, в огненном кольце, это было жутким зрелищем — горящая река, и только когда нефть выгорела, наш «Валерий Чкалов» в сопровождении двух эсминцев «Зюйд» и «Меридиан» вышел из устья Волги в Каспийское море и взял курс на Махачкалу, в которую не заходили. Там, в 58-й армии, среди личного состава были зарегистрированы заболевания холерой.

Шли в шторм, многие страдали морской болезнью. Наконец мы прибыли в Баку.

Никто не мог вразумительно объяснить, почему личный состав штаба и управления дивизии был переброшен из Подмосковья на Юг без своих боевых частей.

— Когда стало ясно, в чем была причина подобной переброски?

— Нас разместили в Баку в Сальянских казармах, где ранее дислоцировалось Бакинское пехотное училище. Здесь объявили, что штаб дивизии будет обращен на формирование двух стрелковых курсантских бригад: 163-й и 164-й.

Личный состав бригад состоял в основном из курсантов бакинских военных училищ, которым оставалось пять минут до выпуска. Командный состав был укомплектован кадровыми офицерами из училищ, бывшими командирами учебных курсов, рот и взводов. Поэтому на сколачивание подразделений ушло мало времени, примерно полтора месяца. Нашим, 1-м батальоном, командовал строевой командир, бывший преподаватель тактики, майор Захарьян. Он знал назубок весь свой личный состав. В подготовительном периоде проводились полевые учения, стрелковая подготовка. Я был назначен командиром медсанвзвода 1-го батальона 164-й стрелковой бригады.