Все под контролем - Том Саттерли

вопрос поставил меня в тупик: «Вернулись бы вы назад?». То есть вернулся бы я на войну.

Я ответил, что не хочу возвращаться, но мог бы. Конечно, мог бы — из чувства верности, ради братьев по оружию, чтобы помочь другим. Это было то, чему я учился всю свою жизнь. Но я бы ужасно боялся этого и ненавидел бы каждый момент.

Но поскольку ответ был, что я мог бы вернуться, то, по словам психиатра, у меня не было посттравматического стрессового расстройства. Она сказала, что люди с ПТСР отказываются возвращаться, несмотря ни на что. Такая оценка казалась пародией на популярную концепцию армейского бюрократического менталитета.

После нескольких месяцев безделья мне позвонил бывший сотрудник Подразделения и предложил работу. У него были контракты с правительством на подготовку рейнджеров, и он хотел, чтобы я стал инструктором, а также помог ему с новым «развлекательным» предприятием — обучением гражданских лиц быть «специальными операторами» и стрелять в «зомби». Этот человек не был одним из моих любимых коллег в Подразделении — фактически, его оттуда выгнали, — и я не испытывал восторга от обучения гражданских стрелять в «зомби», но, как я уже сказал, мне нужны были деньги.

Еще меньше энтузиазма я испытал, когда ему пришла в голову идея снять рекламный ролик для компании по «отстрелу зомби», который будет демонстрироваться зрителям перед началом фильма. Он как бы навязал мне знакомство со съемочной группой, когда мы были в Сеймуре, — городе, где я родился, и где мы искали подходящие места для съемок. Может, я и кивнул тогда блондинке, но убрался оттуда настолько быстро, насколько только смог.

И только мой давний друг Джейк, который служил со мной в Сомали, Ираке и находился на той встрече, спросил, заметил ли я «горячую цыпочку», которая будет участвовать в съемках. Он так долго рассказывал о ней, что я заглянул в ее профиль на «Линкедин»[58]. Звали ее Джен Хальски. Она была симпатичной блондинкой с веснушками и ореховыми глазами. Более того, она выглядела доброй, заботливой и умной. Сам не зная почему, я почувствовал, что меня тянет к ней.

Как я не заметил ее в первый раз, понятия не имею. Наверное, слишком погрузился в собственные страдания. В тот момент я даже не подозревал, что только что встретил человека, который спасет мне жизнь… и не единожды.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Август 2013 г.

Акрон, Огайо

Сев на водительское сиденье арендованного автомобиля, я извлек из-под сиденья пистолет «Глок-22» — знакомая тяжесть, такая же часть моей руки, как и мой онемевший палец. Когда я обдумывал то, что собирался сделать, на глаза навернулись слезы.

Я был разгорячен, вспотел и все еще оставался в камуфляже после долгого дня съемок видеороликов, которые компания, на которую я работал, использовала для рекламы своих программ подготовки к проведению специальных операций, которые мы продавали американским военным.

Я вернулся в отель, в котором остановился вместе со своими «актерами», бывшими спецназовцами и рейнджерами, а также оператором-постановщиком Джен Хальски. Остановившись на парковке отеля, я сказал пассажирам — моему другу Тедди Л., бывшему ветерану спецназа, и Джен — идти без меня.

— У меня остались кое-какие дела… — сказал я, держа в руке телефон так, словно мне нужно было сделать звонок. — Встретимся в холле через несколько минут.

Джен бросила на меня недоуменный взгляд, и я на мгновение задумался, не почувствовала ли она, что здесь что-то не так. В тот день я вел себя тише обычного, особенно на обратном пути в отель. Обычно я провожал ее до холла, потом мы расходились по своим номерам, складывали снаряжение, и собирались в баре, чтобы провести еще один вечер за коктейлями. Но она вышла из машины, взяв свои фотоаппараты, еще раз оглянувшись на меня.

— Увидимся, приятель, — произнес Тедди своим мягким северо-каролинским говором. Самозваный реднек[59], бывший «зеленый берет», вылез наружу, и они с Джен ушли, оставив меня наедине со своими мыслями.

И с пистолетом.

Я смотрел, как Джен уходит, и жалел, что все сложилось так, а не иначе. «Ну что ж, прощай», — мелькнула у меня мысль.

Когда мы снимали первые рекламные ролики про «зомби», я быстро понял, что Джен — непревзойденный профессионал в своем деле. Подобно моему первому инструктору по строевой подготовке, она знала, чего хочет от каждой сцены, и заставляла прыгать всех нас вместе со своей съемочной группой.

Джен также начала снимать видеоролики о тренировках, которые мы проводили с рейнджерами, которые очень нравились армии. Это означало, что ей нужно было быть в непосредственной близости от происходящего.

Джен, по собственному признанию, была сорванцом, и ее ничуть не пугали взрывы, стрельба или висящие над головой вертолеты, когда парни стремительно падали на землю. Позже я узнал, что она хотела стать фотографом и антропологом канала National Geographic, поэтому, когда ей представилась возможность изучать другую культуру и одновременно снимать ее, она сразу же вжилась в эту роль и стала ее частью. Это привлекло меня к ней еще больше.

С самой Джен тоже было нескучно. Она отдавала столько же, сколько и брала от нашего порой мрачного армейского юмора, и, несмотря на свои сто пятнадцать фунтов, в конце дня могла опрокинуть коктейль с лучшим из нас.

Постепенно, по мере того как я знакомился с ней, разговаривая днем и после работы, мы начали делиться друг с другом информацией о своей личной жизни. Она была хорошим слушателем, и я начал рассказывать о том, через что мне пришлось пройти, о проблемах, о которых моя жена не хотела слышать. Пока ничего конкретного — никаких ужасов Могадишо или Ирака — но о разочаровании в отношениях, которые давно остыли, о сыне, с которым я терял связь, и о боли, которую мое тело причиняло мне днем и ночью.

К тому времени я уже расстался с Кристин, и для развода номер три оставалось только заполнить бумаги. Несмотря на то что я работал в Фейетвилле, жил я в гостинице, а она с Томасом оставались в нашем доме. Все равно мне редко приходилось бывать дома, так что жить с чемоданом было проще.

У Джен были свои проблемы с собственным браком. Ее муж, который был ее творческим партнером в их студии дизайна, кино и фотографии, был хорошим парнем, ее лучшим другом. И хотя внешне все было в порядке — никаких серьезных ссор, никаких драматических ситуаций, — она уже давно не ощущала связи с ним как с