Николай Андреев - Трагические судьбы

В войсках были уверены, что осенью предстоит прогулка в Берлин.

Похожа на довоенную жизнь Леонида Хрущева и жизнь Якова Джугашвили. Он тоже круто меняет судьбу: оставляет турбинный цех Ленинградской ТЭЦ, возвращается в Москву, устраивается на электростанцию завода имени Сталина, и знаете кем? Трубочистом! Сын генерального секретаря ВКП(б) — трубочист. Этого отец стерпеть не мог, он приказывает Якову выбрать военную специальность. Сталин очень хотел, чтобы оба его сына стали военными. Василий пошел в летчики, характер у него был соответствующий — легкий, контактный, динамичный. Якову по его натуре больше подходила артиллерия — он нетороплив, внимателен, вдумчив. Потому он пошел учиться в Артиллерийскую академию.

Яков Джугашвили вышел из академии 9 мая 1941 года. Как раз в этот день Сталин получил очередное сообщение, что Гитлер вот-вот начнет войну против СССР — из Токио прислал донесение Рихард Зорге. В шифровке говорилось: «Возможность возникновения войны в любой момент весьма велика… Немецкие генералы оценивают боеспособность Красной Армии настолько низко, что они полагают, что Красная Армия будет разгромлена в течение нескольких недель…» И в очередной раз Сталин не поверил, что его друг Адольф Шикльгрубер способен на подлость, и на сообщении начертал: «Этим м… больше заняться в Токио нечем?»

Предупреждения о том, что германцы планируют вот-вот обрушиться на СССР, шли одно за другим.

Сообщение «Доры» из Цюриха от 22 апреля 1941 года: «Берлинские правительственные круги называют 15 июня как дату похода на Украину».

Сообщение «Ещенко» из Бухареста от 23 апреля 1941 года: «В разговоре с немкой Вольф, которая имеет связи в немецких кругах, выяснилось, что ей от полковника Шульце, работающего в воздушной немецкой миссии в Бухаресте, стало известно: «Гитлер долго колебался, но теперь согласился с военными кругами, которые предлагают захват Украины и Кавказа».

Из записки советского военного атташе в Германии начальнику разведуправления Генштаба Красной Армии от 25 апреля 1941 года: «В германских планах… СССР фигурирует как очередной противник… Сроки начала столкновения — возможно более короткие и, безусловно, в пределах текущего года».

Из агентурного донесения 1 управления НКГБ СССР от 26 апреля 1941 года: «По имеющимся у нас данным, один крупный финский промышленник, имеющий обширные связи в Германии и часто бывающий там, сообщил кругам британской миссии в Финляндии о том, что высокопоставленные немецкие чиновники убеждены в неизбежности нападения немцев на СССР сразу после окончания балканской операции».

Записка «Аркадия» об агентурном сообщении «Экстерна» от 26 апреля 1941 года: «Источник сообщает, что германский офицер, родственник баронессы Остен-Сакен пишет ей из Парижа: «Мы, все немцы, владеющие русским языком, получили приказ немедленно ехать в Восточную Пруссию. Такие же приказы получили немцы, находящиеся в Бельгии, Голландии, Дании».

Сообщение «Зевса» из Софии от 27 апреля 1941 года: «Митрополит Стефен сообщил Гюго, что 25 апреля на обеде в Кюстендиле он имел разговор с одним немецким генералом, который сказал: «Немцы готовят удар против СССР, используя сперва положение в армии и внутри страны…»

В посольство СССР в Берлине поступило анонимное письмо: «Товарищам Сталину и Молотову. Очень спешно. Будьте настороже, Россия, так как скоро Гитлер нападет на Вас. Вы, Россия, теперь следующая жертва. После будет поздно, так как вся Россия спит. Вступайте скорее в пакт с Америкой и Англией. Вся Восточная Пруссия наполнена войсками, и все новые части прибывают туда день и ночь. Я говорю коротко, дорогие товарищи Сталин и Молотов, освободите нас от коричневой чумы Гитлера здесь, в Германии, так как мы жаждем свержения Гитлера, чтобы счастливо жить, как Ваш русский народ».

Из сообщения «Марса» из Будапешта от 30 апреля 1941 года: «Немецкие солдаты говорят, что они получат несколько дней отдыха, затем будут отправлены в Пользу к границе СССР… В Будапеште и Бухаресте имеется много слухов о предстоящей войне между Германией и СССР».

Из сообщения берлинской резидентуры НКГБ СССР от 30 апреля 1941 года: «Источник «Старшина», работающий в штабе германской авиации, сообщает, что, по сведениям, полученным от офицера связи между германским министерством иностранных дел и штабом германской авиации Грегора, вопрос о выступлении Германии против Советского Союза решен окончательно и начало его следует ожидать со дня на день».

Сообщение из Варшавы от 5 мая 1941 года: «Немецкие офицеры в генерал-губернаторстве усиленно изучают русский язык, а также топографические карты приграничных территорий СССР, которые каждому из них розданы». (В скобках для справки: в Красной Армии в начале войны даже командиры полков не имели никаких карт.)

Из справки НКГБ СССР от 10 мая 1941 года: «Захар 8 мая 1941 года из Берлина сообщил, что слухи о нападении Германии на Советский Союз все усиливаются».

И вот эти донесения день за днем, час за часом кладутся на стол Сталина, и он приходит в несусветное раздражение: его что, за дурака считают? Ведь ясно же: провокация! Ежу понятно, что Лондон и Вашингтон жаждут столкнуть его, вождя могучего Советского Союза, с дружественной Германией. Войне между ним и Гитлером не бывать! А если война и начнется, то не в этом году, и вести ее будет Красная Армия на чужой территории.

Если бы вождь все-таки поверил Зорге, «Старшине», «Марсу» и другим бойцам тайного фронта, то не случилась бы катастрофа и сын его Яков вместе со всей страной не угодил бы в трагическую ситуацию.

А насчет того, что воевать будем только на территории врага, кто бы им ни был, знал весь советский народ. И уж, конечно, в этом были уверены в войсках. Младший лейтенант Виктор Терехин писал 11 июня 1941 года любимой девушке: «Хотел бы осенью поехать домой, но это удастся только в том случае, если этой осенью не будет предпринята прогулка в Берлин».

Маршал Жуков вносит ясность: «Неудачи первого периода войны Сталин объяснял тем, что фашистская Германия напала на Советский Союз внезапно. Это исторически неверно. Никакой внезапности нападения гитлеровских войск не было. О готовящемся нападении было известно, а внезапность была придумана Сталиным, что оправдать собственные просчеты в подготовке страны к обороне». И даже когда немцы 22 июня в 4 часа утра обрушили всю свою мощь на советские города, вождь по-прежнему утверждал: это провокация. Жуков свидетельствует: «Мы с товарищем Тимошенко просили разрешения дать войскам приказ о соответствующих ответных действиях. Сталин, тяжело дыша в телефонную трубку, в течение нескольких минут ничего не мог сказать, а на повторные вопросы ответил: «Это провокация немецких военных. Огня не открывать, чтобы не развязать более широких действий».