Иоанн Кронштадтский - Одинцов Михаил Иванович

— Как верно, как верно сказано, — проговорил негромко Иоанн. — Эх, как жаль, что не провел он до конца свои проекты: запретить сектантам покидать города и деревни; судить не мирским, а духовным судом; в паспортах отметину поставить, чтобы не могли ни быть наняты, ни укрыты, чтобы само пребывание их в России стало невозможным; запретить законом покупать, продавать, иметь собственность; а детей у них отнять и воспитывать в православной вере — сейчас бы не маялись! А теперь они — неверные, иноверные, жиды, раскольники… и прочая нечисть — встали вкруг, бунтуют против трона, церкви Русской, надеясь на погибель земли Русской, веры православной, народа русского! А с ними все те, в ком нет веры, нет благочестия, нет любви к отечеству!

Иоанн и Победоносцев во многом были родственными душами во взглядах на предназначение монархии и православный веры в России, на роль и место православной церкви в государственной и общественной жизни. Они оба не допускали и мысли о каких-либо изменениях во взаимоотношении Русского государства и Русской церкви, о церковных реформах, направленных на умаление положения Церкви и дарование свобод иным церквям и религиям. Оба ненавидели либеральное и тем более революционное движение в России, покушавшееся, по их мнению, на вековые устои Русского государства. В общественном и церковном сознании они воспринимались как два столпа старой, кондовой Руси и два возможных ее охранителя. И вот теперь, когда одного из них не стало, многие устремили свои надежды на Иоанна Кронштадтского, связывая с его именем победу над всеми вызовами Российской империи начала века двадцатого. Казалось, Иоанн оправдывает эти надежды, укрепляя и расширяя союз с национал-монархическими силами, с императором.

…В конце апреля Москва принимала съезд монархических организаций. В церкви Епархиального дома (Лихов переулок) протоиереем Иоанном Восторговым была отслужена литургия и совершено освящение хоругвей монархических организаций, которых в этот раз было уже более 130. Сразу же от дома начался крестный ход в Кремль. Лес знамен пришел в движение; раздалось пение пасхальных стихир. Шествие возглавил известный московский литератор И. В. Торопов, одетый по такому случаю в дворянский мундир, с большим жезлом в руке, напоминавшим жезлы церемониймейстера. Через плечо у него был перекинут широкий шарф из материи национальных цветов. По бокам колонны, надзирая за порядком, шли студенты и гимназисты, тоже в шарфах и с жезлами. У всех участвовавших в процессии были членские значки, розетки из национальных цветов. Несколько рабочих имели даже рубашки, обшитые лентами русских цветов. По мере того как процессия приближалась к Кремлю, в нее вливались новые толпы. Крестный ход проследовал в Кремль и остановился у места убийства великого князя Сергея Александровича, где была пропета «Вечная память».

Затем в Успенском соборе совершил литургию митрополит Московский и Коломенский Владимир (Богоявленский) в сослужении епископов Орловского и Севского Серафима (Чичагова), Тамбовского Иннокентия (Беляева) и московских викарных епископов Дмитровского Трифона (Туркестанова), Можайского Серафима (Голубятникова) и Серпуховского Анастасия (Грибановского). От Успенского собора крестный ход во главе с митрополитом Владимиром двинулся через Спасские ворота на Красную площадь. У памятника Кузьме Минину и князю Дмитрию Пожарскому была отслужена литургия с провозглашением «Вечной памяти» спасителям отечества. Далее крестный ход двинулся по Тверской до дома генерал-губернатора, который в окружении адъютантов и членов семьи вышел на балкон приветствовать монархическое шествие. Произнесенная им здравица государю встречена была дружным «ура!» и пением гимна. По Тверской и Дмитровке крестный ход вернулся к Епархиальному дому.

Назавтра, 26 апреля, в гостинице «Континенталь» начались заседания съезда по отделам: государственной безопасности, школьному, земельному и переселенческому, рабочему, окраинному, еврейскому и объединения монархических организаций. В резолюциях съезда отражены были чаяния сил, противостоявших революции и либеральному освободительному движению. Съезд призвал к роспуску Думы, к изменению выборного законодательства, к введению военного положения, к восстановлению действия военно-полевых судов, к «обузданию» либеральной и революционной печати, к всемерному ограничению прав евреев, к поддержке церковно-приходских школ, к сохранению крестьянской общины, к поддержке обществ и союзов «русских рабочих», основанных на началах «Православия, Самодержавия и Народности», к сохранению «единой и неделимой России» и против каких-либо национальных автономий, к сохранению «господствующего положения» православной церкви в центре и на окраинах.

Съезд, завершившийся 1 мая, замышлялся как грандиозная манифестация монархистов, как своего рода символ и демонстрация победы над «смутой». Участвовали в нем около девятисот делегатов, из которых почти две трети составили крестьяне, было и несколько десятков священников. Нет сомнений, что принятые съездом документы были положены в основу ближайших политических решений и действий императора и правительства Столыпина. Что касается Иоанна Кронштадтского, то он был активным участником съезда, выступая в его заседаниях, редактируя резолюции по основным церковно-политическим вопросам.

На лето пришлось еще несколько важных событий в общественной и личной жизни пастыря. Требование съезда о разгоне Второй Государственной думы, которая и открыла-то свои заседания всего лишь в феврале, было исполнено вскорости. Над предлогом особо не размышляли. Казалось вполне достаточным просто объявить о нахождении среди депутатов «заговорщиков», потребовать лишения их неприкосновенности и предать суду. Это сделал П. Столыпин 1 июня 1907 года на экстренно созванном заседании Думы. 3 июня Николай II объявил о роспуске Второй думы и об изменении избирательного закона. С точки зрения тогдашних правовых норм, закрепленных в новой редакции Основных законов, это означало государственный переворот, ибо выборное законодательство не подлежало изменениям без санкции народного представительства — Государственной думы. Но ведь еще в марте, выступая в Думе, Столыпин говорил о реформах, о «перестройке» государственно-национального бытия России, чтобы превратить ее в «правовое государство», где главенствует «писаный закон, а не воля отдельных лиц»… и на тебе — переворот! Считается, что акт 3 июня означал завершение российской революции 1905–1907 годов.

Нельзя не согласиться с современными исследователями русского конституционализма в том, что третьеиюньские акты сыграли роковую роль в его судьбе. В проигрыше оказались те, кто выступал за эволюционные изменения, а в выигрыше — все те, кто настаивал, что реформы осуществимы исключительно как следствие активного (насильственного) социального протеста масс и революции. Идея «силового разрешения» общественного конфликта получила дополнительные импульсы к своему распространению и усвоению в народных массах[251]. И всходы взошли — в мятежном 1917 году!

Силовое подавление революции обернулось новыми насильственными акциями. Страну захлестывала волна погромов, псевдопатриотических монархических манифестаций. Повсеместно буйствовали члены Союза русского народа, сотнями насчитывались убитые, тысячами — раненые. Даже либеральный журнал «Московский еженедельник», характеризуя «усмирительную политику» Столыпина, не удержался, чтобы не отметить: «Вся деятельность министерства Столыпина, начиная с условий, в которых оно произвело роспуск Думы, продолжая суровыми репрессиями и казнями по решениям упрощенных военно-полевых судов, спешным законодательством без участия народных представителей и кончая вопиющими небрежностью, бесконтрольностью и самовластием в продовольственном деле, грозящими погубить десятки и сотни тысяч людей — вся эта деятельность исполнена преступными пережитками старого произвола и служит вредным тормозом для развития в народном правосознании начал законности и свободы»[252].