Николай Капченко - Политическая биография Сталина. Том III (1939 – 1953).

Во-вторых, обращает на себя внимание одно обстоятельство. Странным выглядит то, что это положение – как представляется, основополагающее – прозвучало не в самом выступлении генсека, а всего лишь в виде замечания к здравице в честь мирной политики Советского Союза. Это наводит на размышление о том, что он специально не хотел делать акцент на наступательной стратегии, иначе этот пассаж прозвучал бы в его основной речи. Сталин, видимо, был озабочен тем, что в стране и в армии доминировали сугубо оборонительные настроения, а усложнявшаяся обстановка диктовала совсем иное. Нужно было в политико-воспитательной работе переместить акценты с тем, чтобы вся страна была морально и политически подготовлена к действиям наступательного плана. Но, полагаю, что из такой переакцентировки ничуть не вытекает подготовка превентивного удара против Германии. В контексте этого неудивительно, что после начала войны немецкие разведывательные и пропагандистские органы, стараясь собрать подтверждения заявлениям Гитлера, Геббельса и Риббентропа о «превентивном» характере нападения Германии на СССР, усиленно опрашивали советских пленных офицеров из числа тех, кто присутствовал в Кремле 5 мая 1941 г. В документах разведки приводились показания о том, что Сталин призывал к нападению на Германию и требовал отказаться от преклонения перед немецкой армией[259].

Весьма примечательна и трактовка самим Сталиным своего призыва к наступательной стратегии. По этому поводу он сказал высшим военным начальникам, когда военные напомнили его высказывание о переходе к наступательным действиям: «Я так сказал это, чтобы подбодрить присутствующих гостей, чтобы они думали о победе, а не о непобедимости германской армии, о чем трубят газеты всего мира». После этого Сталин предостерег наркома обороны Тимошенко и начальника Генштаба Жукова: «Если вы там на границе будете дразнить немцев, двигать войска без нашего разрешения, тогда имейте в виду, что головы полетят»[260]. Весьма характерна и реакция Сталина и партийного руководства в целом на предложение начальника Главного Политуправления РККА А. Запорожца разрешить организовать для личного состава армии лекции и доклады, воспитывающие бойцов в воинственном и наступательном духе, в духе неизбежности столкновения Советского Союза с капиталистическим миром и постоянной готовности перейти в сокрушительное наступление[261]. Начальник Главупра мотивировал свои предложения тем, что международная обстановка чрезвычайно накалена. Война, которая может быть навязана капиталистическим миром Советскому Союзу, потребует огромного напряжения материальных средств страны и высокой моральной выдержки советского народа. Однако во всей пропаганде, ведущейся в стране, преобладает мирный тон, она не проникнута военным духом, слабо напоминает советскому народу о капиталистическом окружении, о неизбежности войны, о необходимости всемерно укреплять оборону своей Родины, быть в любую минуту готовым к борьбе. Боевые действия в Монголии и особенно в Финляндии показали, что среди некоторой части красноармейцев и начальствующего состава, особенно среди призванных из запаса, сильно развиты пацифистские настроения. Люди, не понимая основ советской внешней политики, хотят мира во что бы то ни стало[262].

Ему было указано на ошибки в разработке данных документов и предложено подготовить более реалистичные указания по вопросам воспитания личного состава. Вместе с тем, Сталин требовал серьезной перестройки политико-воспитательной работы вообще и в армии в первую очередь. Это нашло отражение в директиве нового начальника Главного Политуправления РККА и секретаря ЦК партии А.С. Щербакова, где, в частности, отмечалось, что новые условия, в которых живет страна, требуют от партийных организаций коренного поворота в партийно-политической работе по большевистскому воспитанию личного состава Красной Армии и всего советского народа в духе пламенного патриотизма, революционной решимости и постоянной готовности перейти в сокрушительное наступление на врага[263].

Многие западные историки и историки и публицисты либерально-демократического покроя в современной России не жалеют усилий, чтобы доказать, будто концепция наступательной войны и построенный на ее базе план превентивного удара против Германии предопределили многие провалы в советской стратегии накануне войны и в первые ее периоды. Всю ответственность за это они возлагают на Сталина. Так, Н. Верт пишет: «Военные концепции Сталина строились, исходя из трех идей: Советскому Союзу никогда не придется вести боевые действия на своей территории; готовиться следует к наступательной войне; любая агрессия против СССР будет немедленно остановлена всеобщим восстанием западного пролетариата. Как следствие, вся советская военная тактика и расположение войск исходили из задач наступательной войны»[264].

Полагаю, что Н. Верт слишком упрощенно оценивает исходные посылки военных концепций Сталина. Как было показано выше (в частности, в изложении выступления Сталина в связи с уроками финской кампании), он отнюдь не считал наступательную стратегию единственно возможной и подчинял ей все остальное. Серьезное внимание уделялось и разработке оборонительной стратегии, чего не хотят в упор замечать критики Сталина. Далее, Сталин никогда не считал и нигде не говорил о том, будто любая агрессия против страны социализма будет немедленно остановлена восстанием западного пролетариата. Приписывать Сталину столь наивные вещи – значит проявлять еще большую наивность, поскольку хорошо известно (и это я старался доказывать постоянно), что Сталин уже к концу 20-х годов частично, и с приходом Гитлера к власти окончательно, расстался с иллюзиями, связанными с мировой революцией и тем, что солидарность пролетариата западных держав с СССР способна сколько-нибудь серьезным образом повлиять на развитие международных событий. Конечно, во всеуслышание он об этом не говорил и не мог говорить. Однако в своих действиях исходил из того, что Советской России в основном придется рассчитывать на свои собственные силы и возможности. Это и предопределяло основные направления и стратегию его политики в международных делах. И хочешь не хочешь, а этот факт признать придется каждому, кто объективно оценивает не только слова, но и практические действия Сталина.

В качестве контраргумента относительно мнимого превентивного удара, якобы логически вытекавшего из наступательной стратегии Сталина, сошлюсь на оценку А. Буллока, который писал: «…Документальные свидетельства подтверждают, что детальная разработка операции „Барбаросса“ не предусматривала возможности противостояния русскому наступлению, и что, как ОКВ так и ОКХ командование Вермахта рассматривали переброску советских войск к границе как чисто оборонительные шаги. В немецком лагере царили уверенность и спокойствие потому, что все данные говорили о том, что русские плохо подготовлены к собственной обороне, не говоря уже о наступлении… Уверенность немцев основывалась на убеждении, подтвержденном в ходе финской войны, в том, что сопротивление будет недолгим потому, что советское военное руководство было обескровлено репрессиями и неспособно организовать противостояние массированному немецкому наступлению»[265].