Томас С. Элиот. Поэт Чистилища - Сергей Владимирович Соловьев

того же мнения, в пользу более постепенного подхода? <…> Все это уже было у меня в мыслях, когда я принял назначение здесь [в Гарварде]. Америка не внесла ничего существенного, кроме того, что сделала более реальным для меня тот факт, что я могу быть относительно счастливым только будучи далеко от В., что я старею – я имею в виду, что мои активные годы на счету <…> и что я не вынесу перспективы влачить бессмысленную жизнь, которую я вел в Лондоне. Очень странно испытывать одновременно такие чувства: счастье (если это можно так назвать), которое я испытал здесь, в сочетании с реальной неприязнью к Америке как месту для жизни, и ностальгию по тихой повседневности Лондона и моим тамошним друзьям»[534].

До возвращения в Англию, однако, оставалось несколько месяцев.

11

«Разумеется, я был очень счастлив <…> во-первых, из-за того, что был рядом с сестрами и не слишком далеко от брата <…> Во-вторых, радостно находиться среди дальних родственников – теть, дядь, кузин, племянниц и т. д. – в-третьих, быть среди такого количества еще более дальних родственников, в четвертых, находиться там, где люди знают, кто я: вдалеке от Бостона я просто Т. С. Элиот, но здесь я один из Элиотов <…> мне нравится быть с людьми, которые любили меня до того, как проявилась эта болезнь, поэзия», – писал Элиот леди Оттолайн.

В том же письме Элиот признавал, что на его обращение к религии повлияло поведение Рассела: «Разумеется, в его влиянии на Вивьен не было ничего хорошего. Он возбуждал ее ум, заставлял читать разные книги и стать своего рода пацифисткой и, вне всякого сомнения, льстил ей, поскольку думал, что так на нее влияет. <…> К несчастью, она не находила его привлекательным».

На первом плане – расставание с женой:

«Я полностью согласен, что она скорее расцвела бы без меня. Я также думаю, что сейчас, после моего длительного отсутствия, лучшее время для разрыва. Со своей стороны я бы предпочел никогда больше ее не видеть; что касается ее, я не верю, что женщине может пойти во благо жить с мужчиной, для которого она, в широком смысле, морально неприятна и физически безразлична. Но я полностью сознаю, что ставлю свои интересы на первое место»[535].

12

Элиот всегда стремился к «деперсонализации», сокрытию авторского «я». Но личное находило выход в неожиданных крайностях.

Пример – три лекции, прочитанные Элиотом в мае. Они были опубликованы под названием «В поисках странных богов», с подзаголовком «пособие по современной ереси»[536]. В лекциях Элиот резко обрушивался на Т. Харди, У. Б. Йейтса, Д. Г. Лоуренса и даже на Э. Паунда.

«“Сверхъестественный мир” м-ра Йейтса был ложным сверхъестественным миром. Он не был миром духовно значимым, миром реального Добра и Зла, святости и греха, но весьма изощренной низшей мифологии, вызванной, наподобие врача, для того чтобы поддержать слабеющий пульс поэзии с помощью минутного стимулирующего средства и помочь умирающему пациенту произнести последние слова». Харди «в такой степени писал в целях “самовыражения”, в какой это вообще возможно».

Лоуренс – более крупный писатель, чем Харди. Однако «создается впечатление, что для Лоуренса всякая духовная сила хороша, и зло – только в отсутствии духовности». Вывод: «когда мораль перестает быть предметом традиции и ортодоксии – то есть обычаев сообщества, сформулированных, исправленных и поднятых ввысь мыслью и управлением Церкви – и когда каждому человеку приходится вырабатывать свою собственную, тогда личность приобретает вызывающее тревогу значение».

И вообще, «с исчезновением идеи Первородного Греха <…> человеческие существа, представленные нам в стихах и худождественной прозе сегодняшнего дня <…> имеют тенденцию становиться менее и менее реальными»[537].

В заключение Элиот предложил несколько упражнений по выявлению ереси (основанных на цитатах из прессы).

Многие места в этих лекциях кажутся отражением не проясненного до конца для самого Элиота внутреннего конфликта. Есть там и мутное отражение конфликтов эпохи: «Еще более важным является единство религиозной основы; и соображения расы и религии вместе ведут к тому, что любое значительное количество свободомыслящих евреев является нежелательным».

Один из друзей Элиота, философ Дж. Боас (1891–1980), в результате порвал с Элиотом все отношения.

Позже Элиот отказался от переиздания этих лекций и публично выражал сожаление по поводу некоторых резких утверждений.

13

В середине мая Элиот написал своему адвокату в Лондон с просьбой подготовить акт о раздельном проживании с Вивьен. Р. Сенкур, знакомый Элиота, был с ним при отправке письма. Элиот вдруг процитировал Брута из «Юлия Цезаря» Шекспира:

Меж выполненьем замыслов ужасных

И первым побужденьем промежуток

Похож на призрак иль на страшный сон[538].

Были в его душевном состоянии и просветы. Это видно по стихам небольшого цикла «Ландшафты», написанного в эти дни. Вот отрывок из стихотворения «Нью-Гемпшир» («New Hampshire»), в прозаическом переводе:

Голоса детей во фруктовом саду

Между временем цветения и урожая:

Золотая головка, красноволосая головка,

Между зеленой вершиной и корнями.

<…>

Двадцать лет, и весна прошла…

Перед возвращением Элиота в Англию Эмили приехала в Кембридж. Она остановилась у близких, тети и дяди, по фамилии Перкинс. Двери их дома были всегда открыты для Элиота. В холле у них висел портрет Эмили в молодости, той, которая очаровала его своим пением 20 лет назад.

В Бостоне, одном из самых «книжных» американских городов, Элиот уже был знаменитостью. Внимание к нему неизбежно обращалось и на Эмили. Но и здесь им иногда удавалось благодаря родственникам и друзьям семьи скрыться от любопытных. Несколько раз они пользовались гостеприимством подруги Эмили, Дороти Элсмит, на Кейп Код. Соседи их не знали, и они могли часами спокойно гулять по пляжу[539].

Вместе с ней и с Перкинсами они посетили живописную западную часть Массачусетса. В начале июня побывали в соседнем штате, Нью-Гемпшире. У Элиотов там был дом с характерным названием Mountain View.

Стремился ли Элиот прояснить отношения? Он склонен был идеализировать Эмили, как Данте идеализировал Беатриче. Но предпочитал говорить о ее помощи в исцелении от тяжелой болезни и возврате способности испытывать простые человеческие чувства, а не полном перевороте и обновлении.

В Нью-Йорке 6 июня Элиоту торжественно присвоили степень почетного доктора философии Колумбийского университета.

17 июня он выступал в своей старой школе, Milton Academy. В зале, помимо учеников и преподавателей, находились Эмили, Дороти Элсмит и многочисленные Элиоты. Выступление было последним в программе его поездки в Америку.

14