Жизнь в музыке от Москвы до Канады. Воспоминания солиста ансамбля «Мадригал» - Александр Н. Туманов

смешными приключениями, связанными с нехваткой бензина. Наша философия в отношении заправки была явно порочная: мы старались заправляться понемножку. Поэтому бензин кончался в самых критических обстоятельствах, но всегда находился какой-нибудь выход из положения. Главная беда случилась при приближении к Риму – у нас кончились и бензин, и деньги. Что делать? Мы стояли на обочине, и к нам шел полицейский. Вдруг пришла мысль – надо продать что-нибудь. Мы везли какие-то безделушки, купленные за гроши. Единственным более существенным предметом была чудная кожаная, расписанная золотом, сумочка из Венеции. И Алла, сдерживая боль утраты такой драгоценности, предложила полицейскому ее купить. Он повертел сумочку в руках, вынул из нее маленькое, такое же прекрасное портмоне и предложил нам за все 3 лиры. Этого нам хватит до Рима, а там видно будет.

Мы въехали в город, и у первого же перекрестка бензин опять кончился. Но это был уже Рим! И выход нашелся – позвонить кому-нибудь из знакомых. Через десять минут у нас уже были деньги и бензин, чтобы проехать из города в Остию. Так триумфально закончилось наше путешествие по Италии.

* * *

В Остии нас ждала неприятная новость: заболела Лада, ее рвало, и соседка, которая смотрела за собакой в нашем отсутствии, не знала, что делать. Не знали и мы, денег на ветеринара не было. Но пришлось ехать, мы не могли потерять Ладушку. Доктор, тучный итальянец с сердитым лицом, принял нас в своей роскошной клинике. Ни о чем не расспрашивая, как будто сразу поняв, что по-итальянски с нами не поговоришь, он очень деликатно ощупывал собаку, она лежала, не шевелясь. “Что с ней?” – спросил я. “Отравление”, – был ответ, и доктор дал лекарство и объяснил, как его принимать. Когда я спросил, сколько мы должны, сердитое лицо ветеринара стало еще более сердитым. “Niente” (ничего), услышал я. Лада немного успокоилась, мы ехали домой и думали, сколько справедливости и сочувствия нашли мы в Италии: сердитый ветеринар; хозяйка нашей квартиры в Остии, не позволившая своему мужу повысить нашу квартплату; хозяин гаража, который прогнал от машины вымогателя; любезный консьерж; сеньора Баттоне; полицейский, выведший нас из “рокового” кольца в Риме; и многие другие.

Очень скоро нам стало известно, что в двадцатых числах июля состоится встреча в Канадском посольстве для оформления визы. Для этого нужно было иметь паспорт, его у нас не было, и итальянское правительство пошло на риск – мы получили итальянский паспорт для путешествий. Этого было достаточно для визы, но ведь с таким документом можно и остаться в стране! Такова была Италия по отношению к советским эмигрантам.

Теперь время прощаться с друзьями, в первую очередь с Биллом Вудхамсом, Марго, Рут, Склянскими и всеми из церкви; с милым консьержем из Остии; со многими эмигрантами, все еще ждавшими своего череда; с сеньорой Баттоне, которая сообщила нам день визита в Канадское посольство для собеседования перед получением визы. Это было грустно и мы знали, что всегда будем тосковать по Италии.

Интервью в посольстве было бы вполне заурядным, если бы консул, кроме вопросов о наших профессиях и семейном положении, не стал расспрашивать о судебном и лагерном прошлом Аллы, в мельчайших подробностях. Его интересовало все: арест, участие в организации, одиночка, трибунал, этап, лагерь, допросы, конвоиры, тяжелые работы, смертность. И это, конечно, был нормальный интерес. Но когда все эти вопросы и ответы кончились, консул сказал фразу, которая нас поразила: “Значит, то, что пишет Солженицын, это правда”! 1974 год! Полным ходом идет холодная война, Архипелаг Гулаг уже много лет известен на западе; в газетах и по телевидению дела Советского Союза обсуждаются каждый день! А канадский консул знает обо всем только от Солженицына. Приехав в Канаду, мы много раз сталкивались с полным незнанием такого же рода, если не хуже, т.е. без чтения Архипелага, у большого числа образованных людей и интеллектуалов. Очень скоро мы стали называть Канаду страной непуганых птиц.

Последний обед в церкви, последние прогулки по Риму, подарки, слезы, прощания… Обед с Биллом и компанией был, как всегда, веселым и беззаботным, для всех, кроме нас, – мы вдруг потеряли это чувство, и опять перед нами предстала бездна неизвестности. Что впереди? Билл и Марго подарили замечательное посеребренное блюдо изощренной формы для фруктов, оно и сейчас подается на стол нашим гостям.

В день отлета, 31 июля 1974 г., Билл предложил отвезти нас в аэропорт (машину мы продали в Остии новому эмигранту), в котором мы никогда до этого не были. Аэропорт Леонардо да Винчи – Фьюмичино (Rome Leonardo da Vinci – Fiumicino Airport) самый большой в Риме, предназначенный для дальних полетов. Наш путь туда был новым и очень интересным. Впервые в жизни, это было недалеко от въезда, я увидел фантастическую, мне казалось, футуристическую, многоярусную шоссейную развязку, ведущую к Фьюмичино. Машина шла вверх, захватывая дух, по крутому подъему, к солнцу и, казалось, к пропасти, которая на самом деле переходила в плавный спуск к следующему ярусу развязки. Такие дороги и развязки мы видели потом в великом множестве, но это было впервые и потому запомнилось.

Мы стояли в ожидании посадки, когда Билл Вудхамс обнял нас троих и сказал нам прощальные слова, мы их всегда помнили. Он говорил тихо и глаза его были закрыты: “Вас ждут большие испытания, и они требуют большой силы духа”. Он не говорил о религиозной силе духа, зная о нашем безбожии, да и сам не очень-то верил – недаром он вскоре покинул церковь и стал бизнесменом. “Помните всегда, откуда вы уехали, и доверяйте вашему новому миру”. Мы расцеловались и пошли на посадку.

Полет из Рима в Торонто на самолете Алиталия (Alitalia) длился 9 часов, он был очень удобным и приятным для нас, но не для Лады. Ее тут же отправили вниз, в багажное отделение, и это был переломный момент: по прилете собаку увезли в карантин, за который нам нужно было заплатить 200 долларов.

Большинство пассажиров, прилетевших с нами в Торонто, были советские эмигранты. Нас встретил представитель ХИАСА, высокий красивый марокканский еврей Бензокар, который впоследствии стал нашим ведущим в местном отделении этой организации. Подали автобус, мы проехали по темнеющим улицам города, смутно видя лишь его общие черты, и высадились у здания гостиницы, которая, как мы вскоре узнали, находилась рядом с главным вокзалом Union Station. Нас поразило, что все горничные отеля были черные. Комната была вполне подходящая, Бензокар назначил нам встречу на завтра в его офисе.

И мы, как когда-то в Риме, решили