Александр Самойло - Две жизни

«Никогда еще после Маркса история великого освободительного движения пролетариата не выдвигала такой гигантской фигуры, как наш покойный вождь, учитель, друг. Все, что есть в пролетариате поистине великого и героического — бесстрашный ум, железная, несгибаемая, упорная, все преодолевающая воля, священная ненависть, ненависть до смерти к рабству и угнетению, революционная страсть, которая двигает горами, безграничная вера в творческие силы масс, громадный организационный гений, — все это нашло свое великолепное воплощение в Ленине, имя которого стало символом нового мира от запада до востока, от юга до севера».

Мое начальствование над военно-учебными заведениями округа было недолгим. В связи с общим сокращением Красной Армии значительная часть их была ликвидирована. Управление остальными перешло в ведение Главного управления военно-учебными заведениями (ГУВУЗа). Специальные заведения (артиллерийские, инженерные и другие) были подчинены соответствующим главным начальникам.

Кроме названных военно-учебных заведений, в ведении ГУВУЗа находились всеобщее предварительное обучение, издание учебных пособий и устройство военных библиотек.

В связи с этими переменами я был назначен инспектором военно-учебных заведений ГУВУЗа и Московского военного округа.

С моим новым назначением изменилось очень мало. По-прежнему мы с комиссаром ездили по школам, проводили ту же программу обследования их работы, так же составляли доклады о результатах нашего ознакомления со школами, представляя их в ГУВУЗ и командующему войсками.

В 1926 году, уже несколько скучая по прежней более тормошливой деятельности, я с радостью узнал о введении правительством высшей вневойсковой подготовки в гражданских высших учебных заведениях и о предложении мне должности старшего военного руководителя этих учебных заведений в Москве, а в частности военного руководителя Московского университета. Я с большой готовностью дал свое согласие и нисколько не жалел, что вскоре моя деятельность ввиду сложности ее в громадном Московском университете была ограничена этим последним.

Введение высшей допризывной подготовки в некоторых гражданских высших учебных заведениях было вызвано стремлением облегчить и удешевить дело обеспечения армии нужным количеством квалифицированных командиров запаса.

Дело это было новое и требовало большой подготовки к нему и со стороны военного ведомства (материальная база и личный состав) и со стороны учебных заведений, в смысле предоставления помещений, их оборудования и соответственного построения учебных планов.

Предполагалось, что военная специальность подготовляемого этим путем запаса командного состава устанавливается в соответствии со специальностью того или другого учебного заведения. В Московском университете, сообразно его факультетам, военная подготовка студентов получила уклоны пехотный, артиллерийский, химический и медицинский, причем к ней были привлечены и студентки. Дело осложнялось тем, что расположенный в самом центре города университет не имел вокруг себя никаких площадей, нужных для военных занятий, устройства военных кабинетов, тира и т. д.

В начале своего появления в университете я мог получить для «военного кабинета» лишь крошечную комнатку, чуть не половину которой занимала громадная круглая железная печь. Помня о своих обязанностях по организации допризывной подготовки студентов, я настойчиво ставил перед ректором Андреем Януарьевичем Вышинским вопросы, с этим связанные. Активную поддержку в моих стремлениях к надлежащей постановке военного обучения я встретил в партийной организации университета и в обширном коллективе студентов, которые при громадной учебной нагрузке все же находили время с увлечением отдаваться изучению военного дела, умели установить правильные отношения с нами, военными преподавателями, соединяя требуемую военную дисциплину и самые дружеские товарищеские отношения. Со многими из них я сохранил эти отношения и по уходе из университета.

Работа в старейшем учебном заведении страны давала мне большое моральное удовлетворение.

Постановлением общих собраний Московского государственного университета я дважды в течение двух созывов выдвигался депутатом от университета во Фрунзенский районный Совет депутатов трудящихся. Своей депутатской работой я искренне старался оправдать доверие университетской общественности.

Много теплых воспоминаний связано у меня с моей работой военного руководителя в Московском гидрометеорологическом институте (МГМИ), куда я был переведен из университета.

Если Московский университет по своей основной массе студенчества и их специальности склонялся больше в отношении военного уклона к пехоте, то МГМИ уже тяготел, с одной стороны, к инженерному уклону (гидрологи), а по своей основной специальности — метеорологической — к авиационному уклону.

Поэтому, когда были введены для командного состава РККА новые звания, я был причислен к авиационным войскам и наименован «комбригом» по этим войскам.

Помимо педагогической работы, я в эти годы уделял много внимания работе Постоянного военно-научного совещания, созданного при президиуме Центрального совета Осоавиахима СССР, а также шефской работе и очень близкой моему «филологическому сердцу» работе по подготовке военных переводчиков на специальных курсах при Центральном Доме Красной Армии. В связи со всей этой деятельностью я получал многочисленные грамоты и ценные подарки, был отмечен в приказах по Московскому военному округу.

Всякий раз при получении благодарственных приказов, подарков и грамот я спрашивал себя: в какой доле могу я относить их лично к себе? Ведь настоящим виновником приписываемых мне заслуг я вижу Советскую власть и Коммунистическую партию, воспитавших нас, советских граждан, в беспредельной любви к Родине и народу, в потребности видеть в труде на благо их высшее наслаждение.

Не скрою, много удовлетворения доставляло мне получать приветствия и поздравления в виде телеграмм и писем от моих сослуживцев, а особенно от моих учеников университета и института: им-то по молодой прямоте душевной, конечно, и в голову не придет скрывать или, наоборот, преувеличивать свои чувства. Я вспоминаю с большим наслаждением такой случай. В конце тридцатых годов мне пришлось быть на официальном докладе в присутствии высших военных представителей Москвы в клубе Министерства обороны на Красной площади. Дебатировался важный и острый вопрос о войне «на истощение» и о войне «на сокрушение». В прениях выступал и я. По окончании прений уже далеко за полночь я вышел на Красную площадь в сопровождении своих товарищей по армии, очень почтенных по возрасту и рангу. Они еще продолжали обсуждение со мной только что слышанных мнений. Вдруг к нам бросается целая ватага молодых людей, проходивших по площади. Не обращая внимания на моих важных спутников, они окружили меня, увлекая с собой вниз к Москве-реке — гулять по набережной. Не дали мне даже проститься с моими спутниками и объяснить им происходящее.