Герои Курской битвы - Сергей Егорович Михеенков

начальника 1-го отделения. В июне 1937 года назначен на должность командира 36-го Краснознамённого стрелкового полка им. М. В. Фрунзе 21-й дважды Краснознамённой Приморской стрелковой дивизии им. С. С. Каменева.

В октябре 1937 года Ротмистров был отозван в Москву и назначен преподавателем тактики Военной академии механизации и моторизации РККА им. И. В. Сталина. В это время в военных кругах и в высших властных структурах всё колыхалось и клокотало. Расстреливали комкоров, командармов 1-го и 2-го ранга и даже маршалов. Летели головы первых секретарей райкомов и обкомов. Армию зачищали от «бывших» и от «заговорщиков». В Москве открывалось много вакансий.

Под стебло НКВД едва не попал и Ротмистров. На партсобрании его исключили из ВКП(б): за связь с «врагами народа» Пашковским, Валиным, Деревцовым, Сангурским, другими, а также за самоустранение от руководства работой 2-го отделения 1-го отдела штаба ОКДВА и за то, что не перестроился в соответствии с решением февральского пленума ЦК ВКП(б). Обычно за исключением из партии следовало увольнение из кадров РККА, а затем арест. Но случилось чудо. Спустя некоторое время решением Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) Ротмистрова восстановили в партии; исключение заменили на строгий выговор.

В сущности, по зыбкому болоту над самой прорвой он проскочил совершенно счастливо. Подтверждение тому успешная защита диссертации на звание кандидата военных наук. Тема — танки в бою. Зимой 1940 года молодого учёного направили на север, где бушевали бои советско-финской войны. Цель: изучение возможностей танковых войск на опыте боевого их применения. Вначале он получил должность командира резервной группы Северо-Западного фронта, но сам настоял на отправке на передовую. Так он попал в 7-ю армию и принял танковый батальон 35-й легкотанковой бригады. Там-то и получил первый боевой опыт. Бригада участвовала в изнурительных боях по прорыву линии Маннергейма, затем под Выборгом. Ротмистров, имея уже достаточно высокое воинское звание подполковника, зарекомендовал себя грамотным и храбрым танковым командиром. Такие кадры в РККА, а в особенности в технических войсках, ценились. И его вскоре перевели на должность начальника штаба 35-й легкотанковой бригады. С войны вернулся с новеньким орденом Красной Звезды. Это был уже второй его боевой орден.

В декабре 1940 года подполковник Ротмистров получил очередное повышение: должность заместителя командира 5-й танковой дивизии 3-го механизированного корпуса. Корпус дислоцировался в Прибалтийском военном округе, в Алитусе и Каунасе Литовской ССР. За месяц до немецкого вторжения Ротмистров был переведён на должность начальника штаба 3-го механизированного корпуса.

Корпусом, созданным на базе 24-го стрелкового в июне 1940 года, командовал генерал-майор танковых войск А. В. Куркин. Ещё 18 июня он поднял части корпуса по тревоге и вывел в районы сосредоточения. Но командование начало выводить соединения и части из корпусного подчинения, к 22 июня оставив одну 2-ю танковую дивизию, на вооружении которой были лёгкие танки, и мотоциклетный полк. В итоге 3-й мехкорпус как боевая единица фактически перестал существовать ещё до начала приграничных боёв. На пятый день боёв управление корпуса и штаб 2-й танковой дивизии оказались в окружении. Начались бои на прорыв. Тяжёлое вооружение и почти вся материальная часть были потеряны. Только в августе остатки корпуса, штабные офицеры и бойцы вышли к Брянску. Позади были дороги Литвы и Белоруссии.

В середине сентября 1941 года полковник Ротмистров был назначен командиром только что сформированной 8-й танковой бригады 11-й армии Северо-Западного фронта. Это было тяжёлое время, когда Красная армия уже не имела возможности формировать дивизии, но спешно сводили маршевые роты и батальоны в стрелковые и танковые бригады и бросали на передовую. 8-ю танковую формировали из рабочих и инженеров Кировского, бывшего Путиловского завода Ленинграда. Танковый полк и мотострелковая бригада были хорошо вооружены, полностью укомплектованы. Имелась своя ремонтная команда. В октябре бригаду перебросили с Валдая в район Калинина. Ротмистрову предстояло воевать на родине.

По приказу командующего войсками Калининского фронта генерала И. С. Конева 8-я танковая бригада заняла оборону на Ленинградском шоссе, закрыв участок Медное — Калинин. В тот период бригада входила в оперативную группу генерала Н. Ф. Ватутина, действовавшую в этом районе.

Шла Калининская оборонительная операция. Немцы заняли Калинин и, развивая свой удар, пытались через Медное — Торжок выйти в тыл войскам Северо-Западного фронта. 16 октября, пожалуй, в самый тяжёлый день московской обороны противник нанёс удар по обороне Калининского фронта в районе Николо-Малицы и вышел к Медному. Конев приказал Ротмистрову закрыть угрожаемый участок. Вместо донесения об исполнении приказа комфронта получил от командира 8-й танковой бригады следующее: «Сообщаю, 8 тбр 17.10. была атакована танковой дивизией противника при поддержке мотоциклистов и авиации, которая бомбила бригаду всё светлое время 17.10. Вследствие открытого моего правого фланга и превосходящих сил противнику удалось прорваться у с. Медное через р. Тверца и захватить вторую переправу у Марьино через р. Логовеж. В силу сложившейся общей обстановки, общего отхода частей Красной Армии из этого района я произвёл рокировку и сосредоточил бригаду в 12–15 км северо-восточнее Лихославля, в лесу, непосредственно восточнее Поторочкино».

Получив это донесение, Конев был взбешён. Во-первых, своим отходом бригада, на которую у него были особые надежды, опасно открывала возможность для манёвра противника на флангах стрелковых частей. Во-вторых, командир бригады, как выясняется, понимал «общую обстановку» куда лучше, чем Военный совет фронта, и своими действиями поправлял её… В-третьих… В-третьих и в последних, Коневу уже было некогда увещевать нарушившего приказ полковника, и он в краткой телефонограмме на имя генерал-лейтенанта Ватутина потребовал: «Ротмистрова за невыполнение боевого приказа и самовольный уход с поля боя с бригадой арестовать и передать суду военного трибунала».

Это был, по тем-то временам, приговор. Согласно Приказу № 270 от 16 августа 1941 года — неминуемый расстрел. И дело, конечно же, не в жестокости Конева — он отвечал за весь фронт и, в частности, за то, чтобы не дрогнул ни один полк, бригада или батальон и тем самым не открыл противнику возможность выхода на тылы или во фланг с последующим ударом, который может вырвать из обороны не то что полк, а целую дивизию или погубить всю группировку. Дело в самом командире бригады, который, прикрываясь «общим отходом», самовольно оставил порученный ему участок обороны.

По существу, танковый комбриг, на которого у комфронта были особые надежды — ещё бы, ведь 8-я танковая была свежей бригадой! — извещал о следующем: все бежали, и я побежал… Этот эпизод 41-го года у села Медное на Калининском направлении мог бы стать обычным эпизодом, коих в тот период случалось немало, но однако же в истории и в личной биографии будущего главного маршала бронетанковых войск вышло так, что подобное повторилось. Но об этом мы расскажем в своё время.

Генерал Ватутин поступил несколько иначе. Он приказал Ротмистрову: «Немедленно, не теряя ни одного часа времени, вернуться в Лихославль, откуда