Круг Ландау - Горобец Борис Соломонович

Жизнеописание семьи Компанейцев в начале и первой половине XX века в малых и больших городах Украины (Кременчуге, Полтаве, Екатеринославе, Харькове) было выполнено в начале 1980-х гг. родной сестрой А.С. Компанейца Еленой Соломоновной. Эта рукопись послужила основным источником отдельных эпизодов и цитат для раскраски пунктирного наброска биографии А.С. Компанейца.

Сестра пишет, что у них рано умерла мать. Отец был очень крупным и популярным на Украине врачом. Одна старая еврейка, лечившаяся у него, уходя, каждый раз говорила: «Дай Вам Бог дожить до сто двадцать лет с этот самый ум!»… Впоследствии он еще дважды женился, но, по-видимому, не очень удачно. Поскольку отец был крайне занят работой, дети росли под опекой мачехи, и детство их трудно было назвать счастливым. Вот ряд из ключевых в биографическом отношении фраз, взятых из рукописи сестры А.С.

«Шура был гениален. Папа это знал, и понимал, что Шура нуждается в нестандартном образовании. <…> Шура не учился в школе, которая в те годы ничего учащимся дать не могла… Шура учился у великолепного педагога Орлова, с француженкой и с немцем. Кроме этого к Шуре ходил учитель рисования. <…> Они с немцем часто катались по Днепру, однажды Шура тонул, и немец едва спас его. <…> Когда нужно было уже подумать о вузе для Шуры и нужен был аттестат за среднюю школу, он поступил в последний класс школы. <…> Щура в суде изменил свое отчество. Судья пытался его отговорить, говоря, что Зельманович звучит лучше, но Шура был непреклонен».

«Шура — студент в военном лагере летом. Мы с папой приехали, чтобы его навестить. Ищем. Студенты отвечают: А! Это тот, который в столовую с винтовкой ходит!.. <…> Шура окончил свой институт молниеносно, года за 2,5 или 3. <…> Пришел Шура и сказал, что на лестнице стоит его невеста и стесняется зайти в квартиру. Гогда на лестницу спустился папа и привел Таню. Пришла молоденькая хорошенькая блондинка, которая нам всем сразу понравилась. Она еще училась в ЦАГИ и была москвичкой[52]. <…> Они с Шурой поселились во дворе УФТИ, а двор был, как цветник. <…> 22 июня 1941 гг., через месяц после смерти папы, забежала соседка с криком: “Война!” <…> По своему образованию Шура был офицером запаса <как кандидат физ. — мат. наук>, но о военном деле не имел ни малейшего представления. Когда он прибыл в Полтаву и представился генералу, тот крепко выразился и сказал, что такие офицеры ему не нужны и отослал его назад в Харьков для нового назначения. Мы с ним вместе пошли в военкомат, и Шура получил назначение под Орел. Там повторилось то же самое. Генерал выразился еще крепче. Но когда Шура снова приехал в Харьковский военкомат для третьего назначения, город был уже совершенно пуст, не было ни военкомата, ни УФТИ.[53] Шура, зная, что Таня в Ташкенте, пустился туда дачными поездами, доезжая из города в город. Он чуть не умер с голоду, его потом подобрали добрые люди в какой-то эшелон. Они были немцами из Поволжья, которых ссылали в Среднюю Азию. Шура разговаривал с ними по-немецки, они делились с ним едой. Так он добрался до Ташкента, адрес Тани он знал и поселился с ней. Он начал работать в Академии наук. Там он написал докторскую диссертацию, поехал в Уфу, где был УФТИ, и там защитил».

(Приведу теперь не имеющий прямого отношения к биографии А.С. отрывок из рукописи Е.С. Компанеец, связанный с «делом врачей». Приведу потому, что, как мне кажется, необходимо собирать и публиковать любые свидетельства, дающие информацию об этой трагедии в истории нашего народа.

«Когда о нем объявили в газетах, там были перечислены почти исключительно еврейские фамилии. На самом деле там сидели и русские врачи, и среди них Нина Алексеевна Попова, моя приятельница. Вот, что она мне рассказала. Их рассадили в одиночки и заковали в кандалы. Так как они понимали, что их ждет только смертная казнь, они, чтобы избежать пыток, все во всем “сознались”. Прошло некоторое время и ее вызвали к следователю. В кабинете, кроме следователя, сидел очень крупный военный, бывший пациент Поповой. Он встал и сказал: “Дорогая Нина Алексеевна, здравствуйте!” — и пожал ей руку. Ей предложили поговорить по телефону с ее мужем, который сидел по этому же делу. Она ничего не понимала. К вечеру ее из камеры вызвали с вещами. Она решила, что ночью будет расстрел. Отвезли ее в Лефортовскую тюрьму. У входа офицер спросил ее: “Вам что — нехорошо?” Она попросила стакан воды. Ее завели в камеру, она легла и, как ни странно, заснула. Проснулась и увидела, что уже светло. Значит, сегодня казни не будет. А через несколько часов ее с мужем отвезли домой и там, в подъезде, пока искали управдома, чтобы открыть квартиру, им сказали, что Сталин умер» [Компанеец, 1982].)

Александр Соломонович ушел из жизни, когда ему было всего 60 лет. Это случилось 19 августа 1974 г. на отдыхе в Паланге, на пляже. А.С. был в воде, и жена заметила, что вдруг он исчез. А.С. умел хорошо плавать, но в воде у него произошел сердечный приступ. Его пытались спасти, но все усилия не помогли.

Физик, который шутил

Среди физиков А.С. Компанеец был известен, как человек с незаурядным даром сочинителя поэтических шаржей, пьесок и розыгрышей. Приведу те шаржи, адресованные его друзьям физикам, которые мне удалось собрать.

И.М.Лифшицу,

(1) <К избранию член-корром АН СССР в 1960 г. Здесь обыгрывается некоторая полнота фигуры, вполне, по-моему, средняя. — Б.Г. >

Кто скажет Леле, в спину глядя, Когда зайдет о сути спор: Кто это — тетя или дядя? Архиерей или член-корр?

(2) Ему же телеграмма в Харьков к 50-летию

Сегодня Лифшица Илью По телеграфу я пою. Ему исполнилось полвека. Птенцы мы одного гнезда, Но ярче всех его звезда…

Приведу еще цитату из статьи, посвященной А.С. Компанейцу [Каганов, 2004]:

«Высоко оценивая талант Зельдовича, его многогранность как ученого, А.С. видел и его отрицательные черты. Зельдовичу посвящены не вполне безобидные стихи. Написанное им к 60-летию Зельдовича (1974 г.) стихотворение начинается так:

Готовясь рассыпаться в прах к юбилею, В альбом восхвалений посильное вклею.

и оканчивается двустишием, в котором упоминается статья юбиляра в “Правде”:

И Господу Богу советы давал, Которыми в “Правде” украсил “подвал»”».

М.И.Каганов продолжает: «Думаю, статья Зельдовича не вызвала восторга Александра Соломоновича. Судите сами. Приведу два четверостишия (первое и последнее) его «непоздравительного стихотворения»:

Яков, ты — пружина мира, Выше трех взлетая звезд, Для печатного сортира Не забыл сказать про съезд.

<…>

Яков, Яков, брось затеи Недостойные твои! Не старайся лезть в злодеи, Раз не взяли в холуи».

Мне кажется, что последнее стихотворение несправедливое. Я не слышал, чтобы Зельдович совершал недостойные поступки. И он не «лез в злодеи». Напротив, когда мог, многократно помогал разным людям, используя свой огромный авторитет в науке (см. статьи многих авторов в книге [Знакомый…, 1993]). А упоминаемые в первой строфе три его Звезды Героя часто были решающим аргументом при защите Зельдовичем преследуемых или дискриминируемых людей (см., например, статью Г.И. Баренблата в указанной книге о вмешательстве Зельдовича в защиту его арестованного отца). Вместе с тем, обмен подобными колкостями необязательно приводил к порче отношений между друзьями-физиками. Так, на юбилей Я.Б. Зельдовича А.С. Компанеец подарил ему вращающееся кресло с табличкой, на которой было написано: «Гений это — усидчивость плюс поворотливость». Зельдович был в восторге.