Матрёна Распутина - Распутин. Почему? Воспоминания дочери

Несмотря на то, что война продолжалась уже более двух лет, Юсупов ни разу не выказал желания отправиться на фронт.

Тогда существовал закон, принятый в интересах крестьянских семей, по которому единственного сына нельзя было призвать в армию. Однако в законе не уточнялось, что он применим только к крестьянским семьям. Этой лазейкой и воспользовался Феликс. Он действительно остался единственным сыном после смерти старшего брата — Николая, но его никак нельзя было отнести к числу «незаменимых кормильцев семьи». Тем не менее, он прикрывался этим законом до тех пор, пока царица выговорила ему за нежелание служить.

Деваться было некуда. Феликс записался в Пажеский корпус (там готовили офицеров). 29-летний Феликс оказался самым старшим среди однокашников, в большинстве почти подростков. Будь на месте Феликса нормальный мужчина, он стал бы опекуном младших, подавая хороший пример. Другой, но — не Феликс. Он усмотрел в своем новом положении приятные возможности. Говорили: «У Феликса закружилась голова в цветнике». Военные науки Феликс «не превзошел», — «афедроны помешали». Это правда, да и сам Феликс не скрывался.

Отец не обманывался относительно порочности Феликса и его намерений. Но он был уверен, что сумеет переломить волю князя. Была и еще причина, по которой отец взвалил на себя эту ношу.

Зная, что мать Феликса близка с великой княгиней Елизаветой Федоровной и что они обе возглавляют одну из самых деятельных оппозиционных царице групп, отец надеялся, что, помогая Феликсу, завоюет их дружбу или, по крайней мере, добьется их непротивления, сможет погасить ненависть и прекратить заговоры, убивавшие Россию.

Визиты князя держались в тайне, но Анна Александровна о них все-таки узнала. Она, думая предупредить отца, принялась уговаривать его прекратить встречи с Феликсом. Она говорила:

— Феликс погиб. Он способен за собой потянуть всех.

Отец отвечал:

— Пока пакостит, не погиб.

Думал, что успеет остановить и остановиться на краю.

Феликс же прилежно исполнял свою роль. Он делал вид, что поддается лечению, в то же время пытаясь вовлечь отца в игру на роль любовника.

Стараясь избежать огласки, Феликс всегда приходил к нам в дом по черной лестнице. Но в доме не считал нужным стеснять себя — говорил громко и откровенно. Слуги или те, кого он считал таковыми, в расчет не брались.

Дуня говорила:

— Он смотрел на меня незрячими глазами.

Однако Дуня была там и слышала их разговоры. От нее я и знаю о многом, что тогда происходило.

Однажды Феликс пришел пьяным. Не стал дожидаться отца в столовой, сразу проследовал в кабинет. Когда отец через несколько минут вошел туда, он увидел на кушетке голого Феликса. Не оставалось сомнений в том, что у Юсупова на уме.

Отец ударил Феликса и приказал убираться. Мгновенно протрезвевший Юсупов кое-как оделся и выбежал прочь.

Зима 1916 года даже для России была суровой. Приходилось туго всем. Хуже всех — солдатам на фронте от западной границы до самого Урала. Плохо одетые, плохо накормленные и плохо вооруженные, они совсем пали духом. Началось повальное дезертирство.

В Петрограде и Москве женщины выстраивались в очереди у хлебных лавок и стояли на морозе целый день. Подойдя к заветной двери могли узнать, что хлеба нет. Ввели нормы на уголь и дрова.

Отец впал в глубокое уныние.

Все сорок пять лет своей жизни, за исключением очень коротких периодов, мой отец был оптимистом. Он всегда считал, что на всякое зло найдется добро, которое победит это зло; на всякое страдание всегда найдется утешение; милостивый Господь всегда рядом с теми, кто обращается к Нему в нужде. Но все-таки нужно, чтобы люди к Нему обратились. Русские же, за редкими исключениями, вовсе не спешили поклониться Ему в ноги. А раз так, то им не на что надеяться; им уготованы уничтожение и гибель.

В своих мыслях он называл это «их» судьбой, но не своей собственной. Он почему-то знал, что его уже не будет, и ему не придется пережить последнего мучительного поражения и хаоса.

Обрывки видений являли отцу картину ужасающих несчастий. Он бродил по квартире, придавленный грузом своих предвидений.

Из-за небывалых холодов работы по хозяйству в Покровском замерли. Мама разрешила Дмитрию поехать навестить нас. После приезда Дмитрия отец немного повеселел. Но когда настала пора Дмитрию возвращаться в деревню, отец, предвидя будущее, попросил его остаться на Рождество. Сказал:

— Это Рождество будет последним, которое суждено встретить вместе.

Но Дмитрий обещал маме вернуться с Дуней в Покровское до Рождества и потому отказался.

Отец, конечно, оказался прав в своем предвидении.

Отец начал совершать длительные прогулки в одиночестве. Его сопровождали лишь охранники. Теперь он был слишком погружен в мрачные раздумья и не болтал с ними, как прежде.

Однажды под вечер, после прогулки по набережной, отец рассказал мне, будто видел, как Нева стала красной от крови великих князей. Потом отвернулся и, пошатываясь, прошел в кабинет. Там он написал длинное письмо, запечатал и отдал мне.

— Не открывай, пока не умру.

Я неловко рассмеялась, — не могла вообразить мир без отца.

Тем временем Феликс нашел себе помощников.

Великий князь Дмитрий Павлович легко дал себя убедить в правоте Феликса. Уже вдвоем они принялись за поиски сообщников. Все дело Феликс хотел обставить идейно. Он знал, что «большой круг» — вдовствующая императрица Мария Федоровна, великие князья, их жены и приближенные заранее приветствуют любые действия, направленные против Распутина. Последнее же средство — убийство — тоже найдет их одобрение.

Великая княгиня Елизавета Федоровна приехала из монастыря навестить Александру Федоровну и произнесла против Распутина обвинительную речь. Некоторые члены Думы, особенно Маклаков и Пуришкевич, поносили отца в каждом своем выступлении. А в Синоде всерьез обсуждали опасность «отвращения Распутиным царевича от православной веры».

Все вокруг было враждебным.

Отец зачастил на «Виллу Родэ». В ответ на наши увещевания он раздражался (что было совершенно для нас непривычно, и так с ним, прежним, не вязалось) и буквально стонал в ответ:

— Скучно, затравили… Чую беду! Не могу запить того, что будет потом.

Как-то утром отец вернулся домой обессиленным и едва смог одолеть ступеньки. Упал на постель. Обхватил голову руками, давя пальцами на глаза. Было слышно едва различимое причитание:

— Только бы не видеть, только бы не видеть…