Роберт Святополк-Мирский - Пояс Богородицы.На службе государевой – 4.

Расставания уже бывали, но впер­вые в жизни Василий Медведев ощутил неведомое ему до сих пор счастье обнять любимую женщину после нескольких месяцев разлуки.

— Неужели, наконец, ты вернулся? — спросила Ан-

ница.

— И думаю — надолго.

— Это замечательно, — сказала Анница и поцелова­

ла его так, как, казалось, еще никогда не целовала…

Потом пришла пора печальных новостей.

— Мой дорогой, *— со слезами на глазах сказалаЛн-

ница, — я в отчаяний. Мало того, что погибла На­

стенька, я очень боюсь за Филиппа…

— Он уже здесь?

— Да. Он вернулся две недели назад. Ты не можешь

себе представить, что тут было!

— Бедный Филипп. Как он это перенес?

— Он не перенес. Ты представляешь — он возвра­

щается счастливый и прежде всего к нам — ведь мы

ближе всего от Москвы — с вот таким мешком драго­

ценных камней и кричит: «Настенька, солнце мое, где

ты?»

— Кто ему сказал?

— Я не могла, — вытерла слезы Анница. — Отец Ме-

фодий.

— И что?

— Сперва Он не поверил. Он будто с ума сошел. Он

бросился бежать в Бартеневку. Он бежал по льду, спо­

тыкался, скользил, падал и снова бежал, — ты же зна­

ешь — кто его может остановить! Но Генрих побежал

следом… Генрих, он молодец… Он и сейчас с ним…

— Как это с ним? Ты же говорила, что Бартеневка

сожжена?

— Дотла.

Анница некоторое время молчала, потом сказала:

— Я боюсь, что у Филиппа от горя помутился рассу­

док. Генрих приходил, рассказывал… Когда он увидел

на месте нашего родного дома пепелище, он… — Ан­

ница прервала рассказ, вытерла слезы, взяла себя в ру-

ки^ и продолжала: — Ну, сначала он закричал страшно…

А потом развязал свой мешок… ну, с теми камнями, ко­

торые он привез из своего похода… И начал, как му­

жик, сеять их по пепелищу… Генрих рассказывал, он

сеял драгоценные Камни, как простое жито, и приго­

варивал: «Господи, прости мне мои страшные грехи,

Господи, дай мне за них покаяние, Господи, ты нака­

зал меня справедливо, но за что ее, невинную, Госпо­

ди? Ведь она ни в чем, ни в чем не прегрешила…» Так

рассказывал Генрих, но он не мог понять, о чем Фи­

липп говорит, и я не понимаю… Потом он один раз

приехал в Картымазовку, там его встретила Василиса

Петровна с близнецами и хотела ему показать его де­

ток, но он безразлично отвернулся от них, пошел на

кладбище и лег на могилу Настеньки. Он пролежал

там до ночи и всех, кто пытался к нему подойти, люто

гнал… А ведь ты знаешь, какой он страшный, когда

свирепеет…

-^ Где он сейчас? — спросил Василий.

— После посещения могилы Настеньки он пришел

в нашу церковь. Отец Мефодий пытался с ним гово­

рить, но безуспешно. Филипп всю ночь молился, по­

том вдруг как бы весь притих. Я не знаю, может, он

дал обет молчания, но с тех пор он не сказал ни слова.

Его одежда износилась, сапоги порвались, и он боси­

ком, как какой-то старец, пошел по льду через Угру в наше сгоревшее имение. Я ходила к нему. Он как буд­то не узнал меня, во всяком случае не захотел со мной говорить… Я в отчаянии, но отец Мефодий утешает ме­ня и говорит, что молитва и Господь излечивают все раны.

— Я пойду к нему, — сказал Медведев.

— Федор Лукич уже ездил. Филипп ни с кем не го­

ворит.

— И все же я попробую.

— Поезжай, милый, попробуй. Он тебя любит…

…Страшное зрелище представляла собой сожженная и разоренная Бартеневка.

Василий, переступая через заметенные снегом чер­но-белые руины, добрался до хозяйской усадьбы.

И тут что-то напомнило ему тот, казалось, уже та­

кой далекий день, когда он впервые увидел имение Бе­

резки: к разрушенному, сожженному дому приткну­

лось маленькое странное строение, из которого вился

голубоватый дымок. '

Из этой пристройки выполз, хлопая себя по бокам, лив Генрих Второй и радостно воскликнул:

— Господи! Слава Тебе! Вернулся, Василий Иваныч?

Надеюсь — надолго?

— Боюсь, навсегда, — ответил Медведев. — Как вы

тут? Где Филипп?

— Ой, не спрашивайте! Непрерывно истязает дух

свой и плоть… Пойдемте провожу…

Он провел Василия внутрь полусожженных стен бывшей усадьбы, и Василий застыл, увидев Филиппа.

Великан, босой и в лохмотьях, лежал на черных, обгорелых досках в углу бывшей горницы, подтянув колени к подбородку, и что-то бормотал.

— Филипп! — позвал Василий.

Филипп повернул к нему голову, глянул пустыми, невидящими, неузнавающими глазами и отвернулся, продолжая бормотать молитвы.

Василий постоял немного, слушая его бормотание, вздохнул и вышел из развалин.

Генрих в опорках ковырял палкой в снегу.

— Господи, какое несчастье, — сказал он горестно

Василию. — Такое неслыханное богатство разбросать

по пепелищу, — дрожащими от холода руками он

развернул грязную тряпку и показал Медведеву гор­

сточку драгоценных камней. — А ведь это одна сотая

часть того, что он раскидал вокруг… Ну ничего, при­

дет весна… снег, сойдет… я все найду… Я все найду, вы

не думайте… Нет, Василий Иванович, дом-то отстро­

ить надо, так же он долго не протянет, верно? Ниче­

го, пусть пока потоскует и отойдет, а жить-то все рав­

но надо…

— А зачем? — вдруг неожиданно для самого себя

спросил Медведев;

— Что «зачем»? — удивился Генрих.

— Жить зачем? .

— Шутить изволите… Нехорошо, Василий Ивано­

вич, когда несчастье такое..- Вам, может, и не понять,

а мне кормилица в нашей ливской деревне еще в дет­

стве говорила, когда меня ругали за украденный пря-

ник: «Живи, Генрих, полной жизнью, пока живется, —

второго раза не будет!»

Медведев помолчал, задумавшись.

— А что, может, она и права была, твоя кормили­

ца, — сказал он.

Потом он вернулся домой и очень крепко обнял свою жену…

..День шестого января 1581 года был особенно хо­лодным, и даже в теплых лиманах Дона порошил снег, и все покрылось белью.

Хан Ахмат отпустил большинство своих воинов на вольницу, а сам остановился лагерем в любимом и хо­рошо известном ему месте, где была добрая соколиная охота и где сердце могло успокоиться после всех тру­дов минувшего года.

Сафат прощался с ханом.

— Мое посольство пришло к концу, — вкрадчиво

говорил он, и старый хан слушал его, улыбаясь и ки­

вая головой.

— Ты был лучшим послом, которого я когда-либо

принимал, — сказал Ахмат, — но все же в шахматы я