Теодор Гладков - Менжинский

Вдалеке пронзительно взвыли сирены. Все ближе, ближе, и вот уже несутся по переулку огромные пожарные машины. Десятки пожарных с ярко пылающими факелами в руках с ходу устремляются в развалины.

Закипела бешеная работа. Чекисты, пожарные разбирали обрушившиеся балки, стены, извлекая из-под обломков жертвы ужасного преступления. Одних несут на руках, другим помогают идти, освободившиеся из-под развалин идут сами.

Вот, тяжело опираясь о плечи рослого пожарного, прихрамывая, шагает Михаил Степанович Ольминский. Под руки ведут раненого Мясникова. Бодрится и пытается вмешаться в общую работу легко раненный Емельян Ярославский».

Изуродованное тело Владимира Михайловича Загорского обнаружили лишь через несколько часов. Всего при взрыве погибло двенадцать московских коммунистов, еще пятьдесят пять — ранено.

Останки погибших перенесли в Дом Союзов. Знаменитые беломраморные колонны обвивали красные и черные полотнища, цинковые гробы утопали в цветах и венках. Горели все люстры, канделябры и светильники. Оркестры, сменяя друг друга, играли траурные мелодии. Вокруг гробов выстроились рабочие и красноармейцы почетного караула.

Хоронили погибших на Красной площади. С прощальными речами выступили Калинин, Мясников и другие товарищи. Лозунги, которые пронесли мимо братской могилы московские пролетарии, лучше всего передают их настроение в тот трагический момент.

«Ваша мученическая смерть — призыв к расправе с контрреволюционерами!»

«Ваш вызов принимаем, да здравствует беспощадный красный террор!»

«Бурлацкая душа скорбит о вашей смерти, бурлацкие сердца убийцам не простят!»

«Вас убили из-за угла, мы победим открыто!»

«Красная книга ВЧК» писала позднее: «Настроение — смелое и твердое, взгляд — бодрый и уверенный, сердце, полное ненависти к врагам, рука, крепко сжатая для сокрушительного удара, — вот результат подлого проявления бессильной злобы и остервенения белогвардейцев и их сознательных и бессознательных пособников».

А вскоре на улицах Москвы появилось отпечатанное где-то нелегально «Извещение». Начиналось оно с явно клеветнического утверждения вполне в белогвардейском Духе:

«Вечером 25 сентября на собрании большевиков в Московском комитете обсуждался вопрос о мерах борьбы с бунтующим народом. Властители большевиков все в один голос высказались на заседании о принятии самых крайних мер для борьбы с восстающими рабочими, крестьянами, красноармейцами, анархистами и левыми эсерами вплоть до введения в Москве чрезвычайного положения с массовыми расстрелами».

Само содержание этого листка могло играть на руку только белой реакции, уцелевшей в Москве после разгрома контрреволюционного заговора. Поэтому и в органах Советской власти и в ВЧК последующие анархистские лозунги «Извещения» были расценены как политическая маскировка: «Наша задача — стереть с лица земли строй комиссародержавия и чрезвычайной охраны и установить Всероссийскую вольную федерацию союзов трудящихся и угнетенных масс».

Дальше шли угрозы: «Смерть за смерть! Первый акт совершен, за ним последуют сотни других актов…,»

И подпись: «Всероссийский Повстанческий Комитет Революционных Партизан».

Деникин еще рвался к Москве, и никто, конечно, не мог подумать, что в эти дни смертельной опасности для республики анархисты или левые эсеры, как-никак принимавшие участие в революции, могли решиться на такое чудовищное преступление против революции и революционного народа, каким был взрыв в Леонтьевском переулке. Это казалось немыслимым.

«Правда» в статье «Деникинцы под маской анархистов» писала в те дни: «При чтении прокламации ясно видно, что это дело рук белогвардейцев, прикрывающихся именем анархистов. Авторы прокламации даже плохо усвоили себе, что такое анархизм и какая может быть у анархистов организация, — они называют себя комитетом, но ведь у анархистов комитетов не бывает».

Через день после взрыва Московский губисполком объявил Московскую губернию на военном положении, причем в постановлении также отмечалось, что «…покушение белогвардейских террористов указывает на существование в Москве еще не раскрытой контрреволюционной организации».

В Чека работали не наивные люди. Руководители МЧК Василий Николаевич Манцев и Станислав Адамович Мессинг, непосредственно проводившие следствие, анархистов, конечно, своим вниманием не обошли. Но наблюдение за некоторыми известными анархистами ничего не дало, сами же они, без сомнения, даже если что-либо и знали, то, однако, прямого отношения к взрыву не имели.

Это еще более утвердило всех во мнении, что преступление совершено белогвардейцами.

Но 2 октября Дзержинскому и Менжинскому чекисты принесли один документ. Одна, казалось бы, пустяковая деталь привлекла внимание руководителей ВЧК и Особого отдела.

Дело в том, что 2 октября в Брянске с поезда, следующего из Москвы на юг, была снята подозрительная женщина, ее документы показались местным чекистам оформленными недостаточно четко. При обыске у этой женщины обнаружили письмо видного руководителя конфедерации украинских анархистов «Набат» некоего Барона, обладавшего, как было известно в Чека, большим влиянием на гуляй-польского «батьку» Нестора Махно. Последующая проверка установила, что сама неизвестная также член «Набата» Софья Каплун.

В письме были и такие строки: «Теперь Москва начеку, пару дней тому назад местный комитет большевиков взорван бомбой, погибло больше десятка, дело, кажется, подпольных анархистов, с которыми у меня ничего общего. У них миллионные суммы. Правит всем человек, мнящий себя новым Наполеоном». И далее: «Они сегодня, кажется, публикуют извещение, что это сделали они».

Вот эти-то последние слова и заставили Дзержинского и Менжинского новыми глазами взглянуть на все происшедшее: «Извещение» так называемых «революционных партизан» действительно появилось в тот самый день, когда Барон писал на Украину свое письмо! Значит, преступление в Леонтьевском переулке совершили все-таки анархисты, а не белые офицеры.

Усилия ВЧК были немедленно обращены в новом, непредвиденном направлении. Арестовали Барона, несколько видных московских «легальных» анархистов. Безрезультатно. Они, видимо, знали кое-что об «анархистах подполья», но молчали. Полученные от них разрозненные сведения могли только запутать следствие. Сам Барон на поставленный ему вопрос, откуда он знает о предстоящем выходе «Извещения», отвечал ссылками на «слухи».

Между тем 23 октября появилась отпечатанная также нелегально газета «Анархия», в которой прямо говорилось, что взрыв в Леонтьевском совершила так называемая Московская организация анархистов подполья. Газета провозгласила, что «очередным вопросом является организация динамитной борьбы с режимом Совнаркома», и выбросила лихой лозунг: «Посмотрим, кто кого распорет!»