Евгения Мельник - ЕВГЕНИЯ МЕЛЬНИК

— Я не партизан, в лес шел за дровами, не убивайте, не убивайте!

Взбешенный гитлеровский офицер выхватил револьвер и застрелил его. Страшный женский крик потряс воздух, кто-то побежал в сторону, раздалось несколько беспорядочных выстрелов. Безумная мысль мгновенно прорезала мозг Дины: попытаться спастись. И не успела она промелькнуть, как Дина упала в ров. Падая, будто сквозь сон, слышала выстрелы, и тотчас же кто-то тяжелый грохнулся на нее и придавил. Она потеряла сознание.

Дина приоткрыла глаза и увидела небо. Яркая, полная луна светила прямо в лицо. Дине было душно, она хотела повернуться, и от движения что-то скатилось с ее ноги. Девушка широко открыла глаза: на ее груди лежала чья-то голова. Дина вскрикнула и толкнула ее рукой: голова закачалась, но осталась на месте. В страхе Дина обхватила ее обеими руками и приподняла — на нее глянули мертвые, остекленевшие глаза. Дико вскрикнув, она, как безумная, начала бороться с трупом, пытаясь сбросить его с себя. Холодные руки мертвеца, казалось, цеплялись за нее и не пускали. Наконец, Дина сбросила с себя труп, встала на ноги. Она стояла во рву среди трупов, и почему-то особенно страшней ей показалась запрокинутая голова с редкой острой бородкой, торчащей кверху. Ров был неглубок. Дина стала карабкаться наверх с быстротой и силой, которой в себе не подозревала.

Прочь от этого страшного места, скорей! Выбравшись наверх, с широко открытыми глазами Дина побежала вдоль оврага, спотыкаясь о кочки и камни. Она не знала, куда бежит, лишь бы выбраться из оврага, который казался ей адом. Дина понимала, что шансов на спасение слишком мало. Вернуться отсюда в Симферополь, не зная точно дороги, очень трудно. «Разве хватит у меня сил благополучно пройти через весь этот ночной кошмар? — думала она. — Только чудо может спасти…»

Но вот, наконец, и поле, залитое ровным голубым светом луны. Вокруг тихо и совершенно пустынно. Дина брела наугад, страх подгонял, а инстинкт направлял в сторону Симферополя. Каждый шорох пугал, заставляя отскакивать в сторону и озираться. Часто ей казалось, что кто-то идет, тогда она стремительно падала на землю.

Когда небо над горами начало светлеть, Дина неожиданно увидела перед собой домики симферопольской окраины. Но это еще не было спасением. В такой час войти в город не менее опасно, чем среди бела дня пробираться по полю, где рассыпаны фашистские войска. Первый же патруль может схватить.

«Спрятаться где-нибудь и дождаться дня», — подумала Дина сначала, но тут же вспомнила о своем ужасном виде, который привлечет взгляды каждого. Платка на голове нет, волосы растрепаны и всклокочены, одежда залита чужой кровью.

«Будь что будет, — решила она, — пойду к тому маленькому домику, откуда мы все уходили, ведь он должен быть близко». Дина пошла, держась в тени заборов и домов. Вдруг она услышала стук солдатских сапог. Думать и рассуждать не было времени. Дина с силой толкнула ворота какого-то двора — закрыты, но высокий забор полуразрушен. Девушка с ловкостью кошки вскарабкалась на забор и прыгнула вниз. Во дворе рванулась на цепи собака и залилась лаем. Дина подбежала к мусорному ящику, открыла крышку — полон доверху. Услышала, как загремел запор в дверях домика: кто-то их открывал. «Пан или пропал», — решила Дина и бросилась на крыльцо, но дверь не открылась.

— Кто там? — услышала Дина встревоженный голос, и через секунду за стеклом окна рядом с дверью появилось и сейчас же пропало испуганное женское лицо. Дина прильнула к окну и прошептала:

— Не бойтесь, откройте, умоляю, спасите меня, спасите!

Женщина, казалось, оцепенела от страха и не двигалась, потом вдруг исчезла. Отчаяние охватило Дину и она подумала: неужели мой вид так ее напугал, что она побоится меня впустить? А может быть, позовет патруль, продаст меня?

Но в это время загремела цепочка, щелкнула задвижка, дверь открылась: в глубине стояла женщина в белой ночной рубашке и шепотом звала: «Входите скорей!»

Дину охватило тепло нагретого воздуха. В изнеможении она упала на стул. Женщина закрыла дверь, ставни и зажгла лампу.

Дина рассказала ей все, как было, и заключила словами:

— Спасти меня вам нетрудно, но и предать легко.

— Предать! — возмутилась женщина. — Пусть будут прокляты те, кто предает! — Помолчав, она добавила: — Мой семнадцатилетний сын ушел добровольно в армию в первые дни войны…

Потом она начала растапливать погасшую печь.

Все это мне Дина рассказала при встрече. Вскоре она все же ушла к партизанам и, как я узнала впоследствии, неплохо воевала. Но месяца через два, во время одного из прочесов леса, была ранена в плечо и отправлена самолетом на «Большую землю».

Две смерти в один день

Через несколько дней снова приехала мама. Ее мучила мысль об умирающем Володе и тревожила моя судьба. Прошло три дня. 10 ноября около восьми часов утра Володя умер.

Бедняга последние две недели страшно мучился. Соседка-врач каждый день делала ему уколы камфары и морфия. Он умер тихо, как будто уснул. До войны смерть его была бы потрясающим горем, а сейчас? Сейчас мы все отупели от бесконечных ударов, несчастий и не могли остро реагировать. Я запрещала себе плакать. Нужно много сил, чтобы выдержать эту жизнь.

Наше горе — общее горе, в стране гибнут миллионы.

Мы знали, что наши стоят на Перекопе, но, может быть, ждут весны? А гитлеровцы стали еще свирепей, и до последнего дня предстоит борьба, которая унесет, наверное, немало жизней.

На другой день, когда гроб с Володей стоял в комнате и мы ждали линейку, чтобы отвезти его на кладбище, открылась дверь и вошел маленький Женя. Мы были поражены: ведь он оставался с папой в Бахчисарае… Мама вскрикнула:

— Что случилось, Женечка? Почему ты приехал?

— Дедушке очень плохо, он заболел. — Женя стоял бледный и растерянный.

— Что с дедушкой?

Но Женя ничего не мог толком объяснить и только твердил: дедушке плохо. Мама растерялась, не зная, что делать. В это время Женя вышел из комнаты, а минут через пять дверь приоткрылась и сестра знаком поманила меня.

Она повела меня в сарай во дворе, где работал плотник, заканчивая крышку гроба.

— Папа не болен, а умер, — сказала она.

Ну, жизнь, если уж начала бить, то бей без передышки! Две скупые слезы выкатились из моих глаз. Но снова прошептал суровый голос: не плачь, может быть, он вовремя умер, избавился от еще более страшной жизни и смерти.

Папа умер ночью с 10 на 11 ноября от паралича сердца. Таким образом, сбылось одно его желание, которое он не раз высказывал: умереть внезапно, без мучений.