Жизнь в музыке от Москвы до Канады. Воспоминания солиста ансамбля «Мадригал» - Александр Н. Туманов

приводило: увидев этот знак, я сворачивал дальше, в верном направлении и попадал совершенно не туда, куда ехал.

Но через несколько дней моя езда постепенно наладилась, хотя всегда надо было держать ухо востро – ты никогда не знаешь, что может случиться в следующую секунду. Итальянцы не соблюдали никаких правил, игнорировали дорожные знаки, и если случался какой-нибудь инцидент, то спорящие стороны решали все темпераментными криками и угрожающими жестами и после этого мирно разъезжались.

Вообще итальянцы это веселые, добрые, благожелательные и справедливые люди. Помню один случай в самом начале моего вождения. Я въехал на заправочную станцию и, остановившись, вдруг увидел старого итальянца, вытаскивающего свой велосипед из-под моей машины. Он угрожал и кричал, требуя тысячу лир за убыток. Я онемел. В это время на площадку вышел механик и… велел моему обвинителю убираться. То, что я понял из его речи, было: “Ты зачем подлез туда? Чтобы выманить деньги? Вон!” Справедливость была восстановлена, и я остался при тысяче лир, которых у меня не было.

Даже при наличии машины, мы исшагали Рим вдоль и поперек и не могли налюбоваться всеми его архитектурными и музейными красотами.

Однажды Владик, Алла и я пришли в интереснейшее место – Бани Каракалла. Гигантский архитектурный памятник, Термы это одно из чудес света. Построенные в 216 г. до н.э., они, конечно, в почти разрушенном состоянии. Но итальянцы сумели сохранить многое. В подземной части – музей. Мы спустились по эскалатору и попали в центральный зал (в античные времена сами бани помещались вокруг него), который был заполнен замечательными картинами и скульптурами.

У стен стояли плиты с сохранившейся мозаикой и мраморный синеватый пол отражал всю эту красоту.

Как только мы спустились в зал, к нам подошел гид и, обратившись ко мне, спросил: “Вас зовут Александр?” Я подтвердил, не особенно удивившись – два дня тому назад состоялся мой концерт в Американской церкви, наверно, он там меня слышал. “А это ваши жена и сын? Какое замечательное событие! Я могу провести для вас индивидуальную экскурсию, не возражаете?” Еще бы! Но в душу закралось какое-то смутное сомнение: не ошибка ли это? Экскурсия была интереснейшей. Наконец пришло время уходить. После рукопожатий любезный гид сказал: “Возьмите в кассе открытку музея и, пожалуйста, напишите на ней свой автограф для меня. Я сейчас позвоню в кассу”. В еще большем смущении мы поднялись наверх. Увидев нас, молодая женщина в кассе обратилась ко мне: “Господин Солженицын!” Теперь стало все понятно. Солженицын, недавно высланный из Союза, был в то время знаменит на весь мир, и его фотографии пестрели во всех газетах, а борода бросалась всем в глаза. Недаром и милый гид, и сеньора Баттоне увидели во мне сходство с ним.

Мы скоро вернулись в Каракаллы, но уже не в музей, под землю, а в знаменитый Римский оперный театр над музеем, Teatro dell’ Opera alla Termi di Caracalla. Огромные картинные руины, представавшие взору, служили фоном, “задником” для всех опер и концертов, идущих там. Сцена была невероятных размеров, а для публики построен амфитеатр, где с каждого место все было великолепно видно и слышно.

Мы попали на оперу Аида. Билеты были, очевидно, очень дешевые, иначе мы не могли бы их осилить. Огромные размеры всего – хора, оркестра, вообще участников – были почти гротескны, так что сегодня мелкие детали от меня ускользают. Помню, как замечательно звучали голоса певцов, какая акустика на открытом воздухе на колоссальной площади! Позже я понял, что певцов, вероятно, оснастили микрофонами. И еще запомнился верблюд, которого ввели в нужный момент на сцену. Это здорово выглядело на фоне руин. Аида стала еще одним памятным эпизодом из нашей Римской жизни.

Другим, я бы сказал скандальным случаем, было открытие, когда во внутреннем кармане моего пиджака я обнаружил советскую новенькую купюру в 50 рублей. Как она оказалась пропущенной во время шмона в таможне – понятия не имею, я ее не прятал. Но вот она в моих руках. Это деньги или просто бумажка? Мы постановили, что деньги, и поехали их менять на лиры в банк. У нас нет никаких документов, просто протянем служащему купюру, а там будь, что будет. Центральный банк находился в здании аэропорта, Termini, где мы часто бывали. Я шел по огромной площади среди толпы, и ей не было интересно, почему я здесь. И несмотря на свою напряженность и ощущение неловкости и даже какой-то своей незаконности, я еще раз с новой силой испытал то же – свободу. Почему я говорю так часто о свободе в толпе? Потому что в Союзе каждый, – особенно человек в очках, в шляпе, с еврейским профилем, – был всегда предметом внимания. Помню, как ждал вечернего поезда на угрюмом полутемном вокзале в Туле после концерта Мадригала (ансамбль ехал дальше и я был один) в окружении толпы ожидающих на перроне. Я чувствовал на себе взгляды всех, и они были враждебными. А здесь!.. Войдя в банк, я стал в очередь и, когда она подошла, протянул советские деньги красивому строгому служащему. Он спросил документы, получил отрицательный ответ на моем корявом английском, внимательно еще раз посмотрел на меня и удалился. После довольно продолжительного отсутствия он вернулся с уже не строгим лицом и протянул мне деньги в лирах. Инцидент был исчерпан.

Еще в Москве, в ОВИР’е, я познакомился с Павлом Литвиновым. По семейным преданиям, мы были в дальнем родстве с Волохами (настоящая фамилия Литвинова), и я упомянул об этом. Мы встретились с Павлом в Риме случайно, он помнил меня и рассказал замечательно интересную вещь, а именно, что в городе есть книгохранилище в ведении некой американской организации НТС, позже нам стало известно, за ее спиной стояло ЦРУ, и что эмигранты, как мы, могут получить там бесплатно разные запрещенные в Союзе книги. Взяв у Литвинова адрес, мы поехали в таинственное место и после долгих расспросов, кто мы такие – ведь никаких документов у нас не было, мы было никто – нас пустили внутрь. Мы попали в большую комнату, сплошь заполненную книжными полками. Тут было все: Архипелаг Солженицына, 1941 22 июня Некрича, Кафка, Орвелл, Домбровский… И, кроме всего этого богатства, – роскошные, огромные художественные альбомы музеев, художников, выставок. Можете брать, что хотите, – сказали нам. Мы выбрали несколько книг и альбомов и, выходя, видели, как другие старались спрятать обложки советских запрещенных книг, повернув их к себе. Как будто кому-то до этого было дело! Они не понимали еще, что в том-то