Геннадий Прашкевич - Жюль Верн

Уэллс с его четким аналитическим умом всегда начинал там, где Жюль Верн заканчивал. Да, можно послать снаряд на Луну и мечтать о будущей человеческой колонии в этом новом американском штате, но можно дождаться и чего-то гораздо более невероятного, например высадки марсиан на Хорселлской пустоши. Можно еще и еще раз написать о сумасшедшем изобретателе или о сумасшедшем горняке, но все это останется лишь давно привычным текстом. Возникающие в воображении смутные, часто тревожные картины будущего, конечно, волновали Жюля Верна, но слишком часто направление его мыслей определял Этцель.

«Воспитывать — играя». Уэллсу этот тезис бы не понравился.

«Воспитывать — пугая». Этот тезис Уэллсу был, конечно, понятнее.

Да и какие, собственно, игры, если мир уже давно стоит на краю гибели?

Герберт Уэллс без колебаний описывал страхи прекрасных нежных элоев, занимавших свое особое место в ужасной, но, в сущности, такой будничной пищевой цепи. Чудесных, вкусных, нежных элоев, счастливо прозябавших на Земле. И тут же показывал морлоков — маленьких, умных, изобретательных каннибалов, продолжавших свое интеллектуальное развитие глубоко под землей.

Другие планеты? Да никаких проблем! Мы их колонизируем, привнесем в их развитие здоровый дух истинной цивилизации — так размышляют упертые артиллеристы Жюля Верна. А вот загадочным марсианам Уэллса, высадившимся на Хорселлской пустоши, просто нравится человеческая кровь. Они не за чудесами науки и техники в Лондон явились.

В отличие от Уэллса Жюль Верн зависел от издателя.

Когда в руки рабовладельцев попадает команда Дика Сэнда, пятнадцатилетнего капитана, Жюль Верн сразу включает давно выработанную им с Этцелем квоту на зло: в самых жестоких передрягах погибает только старая негритянка Нэн — она вроде бы действительно выработала свой ресурс, ее не жалко. А вот герои утопии Уэллса «Люди как боги» всегда готовы уничтожить любой, без каких-либо исключений, признанный вредным для человечества вид животных, растений или насекомых, они всегда готовы обратить созданное ими сверхоружие против своих собственных предков. Даже гнусные пираты Жюля Верна вызывают у читателей некоторое сочувствие, даже ужасную белую полярную сову (гарфанг) с факелом в клюве он описывает так, что ее можно пожалеть, а вот Герберт Уэллс без колебаний показывает нам несчастного Гриффина, гениального человека-невидимку, исключительно как врага общества…

В «Черной Индии» Жюль Верн описал одинокого шахтера, подрывающего огнем своего факела скапливающийся в шахтах рудничный газ. Таких специалистов называли тогда «кающимися». Какой необыкновенный образ! «Кающиеся» к тому же носили темную рясу вроде монашеской — она позволяла им уберечься от случайных ожогов. И ужасная гарфанг при «кающемся» была неслучайной деталью. Сжав в мощном клюве огненный факел, она поднималась под кровлю, до трещин которой никак не могла дотянуться рука человека. Под беспощадным пером Уэллса фигура «кающегося» могла обрести колоссальное символическое значение, а вот у Жюля Верна, как всегда, дело закончилось счастливым концом. Сам «кающийся» гибнет (квота на зло выработана), а чудесная девушка Нель, спасенная инженером, впервые видит звезды…

29

Разрываясь между работой и неблагополучием в семье, весной 1878 года Жюль Верн приобрел новую яхту.

«Сен-Мишель II» был продан. Зато теперь у причала стоял «Сен-Мишель III».

Великолепные обводы, металлический корпус, водонепроницаемые переборки, двухцилиндровая компаунд-машина, салон облицован красным деревом, спальня под светлый дуб.

«Какое безумие! — признавался Жюль Верн издателю. — Скупость моя наказана. 55 тысяч франков! Правда, — не преминул он добавить, — на этот раз я только половину выложил наличными, остальные — через год. Какие необыкновенные плавания у меня в перспективе! Средиземное море, Балтика, моря северные и южные! Новые впечатления, новые идеи! Будьте уверены, я окуплю свою безумную покупку…»

И многозначительная приписка: «Должен признать, что это — Ваш подарок. Если бы не предложенное Вами продолжение "Великих путешественников", я бы не решился на такие траты…»

30

В 1878 году Жюлю Верну исполнилось 50 лет. Мир на его глазах менялся. И менялся чрезвычайно быстро. В январе 1879 года новым президентом Франции стал республиканец Жюль Греви. Впрочем, быть республиканцем — это не значит быть идеалистом. Бордоский договор официально установил протекторат Франции над Тунисом. Тремя годами позже Франция основала в Африке новую колонию под романтическим названием Южные горы. Собственно, это была Гвинея, те самые края, над которыми когда-то пролетел воздушный шар «Виктория» доктора Фергюссона. В августе 1883 года французы принудили вьетнамского короля подписать договор, фактически превративший эту страну в их протекторат. Ревнивое китайское правительство выслало в захваченные французами провинции свои войска. Война угрожала превратиться в бесконечную, но французский фрегат «Триумфант» из эскадры адмирала Курбе уничтожил на рейде Фучжоу (река Минь) всю китайскую эскадру — 11 боевых судов и 12 крупных джонок, а в октябре 1884 года французский десант высадился на острове Тайвань и успешно атаковал порт Цзилун. Понятно, что китайская тема не могла остаться незамеченной.

Вот и были написаны «Треволнения одного китайца в Китае».

31

Одновременно с «Треволнениями» Жюль Верн начал работать над «Пятнадцатилетним капитаном».

Писать роман он начал на борту своей новой яхты.

Первый испытательный переход он совершил в Брест.

Скверная погода нисколько не испортила настроение веселой компании, собравшейся на борту. Опытный моряк Поль Верн, его сын Морис, Жюль Этцель-младший и Рауль Дюваль — амьенский приятель Жюля Верна, все они любили море.

К сожалению, на борту не было Мишеля, сына писателя.

Но «Пятнадцатилетний капитан» писался для Мишеля. Жюль Верн очень тяжело переживал происходящее в своем доме. Он пытался построить идеальную модель молодого человека, ему близкого. Если не удалось этого в жизни, должно получиться в романе.

«Имя Дик, уменьшительное от Ричарда, — читаем мы, — было дано мальчику-подкидышу в честь сострадательного прохожего, который подобрал его и доставил в воспитательный дом. Фамилия Сэнд осталась напоминанием о том месте, где был найден мальчик, — песчаная коса Сэнди-Гук в устье реки Гудзон, у входа в Нью-Йоркский порт. В мальчике сразу чувствовался англосакс, хотя он был темноволос и с огненным взглядом голубых глаз. Трудная работа моряка подготовила его к житейским битвам. Часто цитируют слова незаконченного стиха Вергилия: "Audaces fortuna juvat…" ("Смелым судьба помогает…"), но цитируют, как правило, неточно. На самом деле поэт сказал: "Audentes fortuna juv at…" ("Дерзающим судьба помогает…"). Именно дерзающим, а не просто смелым улыбается судьба. Смелый может действовать необдуманно, а вот дерзающий сначала хорошенько подумает, а уже потом начнет действовать…»