Жизнь Леонардо, мальчишки из Винчи, разностороннего гения, скитальца - Карло Вечче

Проезжая через город, Леонардо успел увидеть невероятные храмы, возведенные Лукой Фанчелли по проектам Леона Баттисты Альберти. С ранней юности этот выдающийся гуманист был для Леонардо непревзойденным образцом не только мыслителя и художника, но и писателя: наряду с флорентийскими произведениями Альберти-архитектора, от фасада церкви Санта-Мария-Новелла до палаццо Ручеллаи, ему знакомы и трактаты («Десять книг о зодчестве», «Три книги о живописи», «О статуе», «О лошади») или басни. И если арка фасада Сант-Андреа с ее монументальными пилястрами, поднимающимися от земли до самого тимпана, навевает мысли о римских триумфах, то центрическая в плане церковь Сан-Себастьяно со ступенчатым подиумом напоминает Леонардо храмы, чей облик он рисовал на листе Манускрипта B.

А совсем рядом с Сан-Себастьяно находится дом великого старца Андреа Мантеньи, в своих «Триумфах Цезаря» тоже пытавшегося воссоздать эпоху Древнего Рима. Кто знает, будет ли у Леонардо время их увидеть… Пока же нужно торопиться в замок: суровый на вид, ощетинившийся башнями, он таит множество самых удивительных сюрпризов.

Говорят, там есть camera picta[514] Мантеньи, названная впоследствии «Камерой дельи Спози», «брачным чертогом». Есть и потайные комнаты, которые Леонардо показывает Изабелла, – целый мир, где она может уединиться для раздумий, чтения или общения с древними философами в окружении божественной красоты искусства: редкая привилегия для женщины той эпохи, даже для правительницы. Ее студиоло ничем не уступает аналогичным кабинетам герцогов Феррарского или Урбинского. А спустившись по внутренней лестнице, можно попасть в сумрачный «гротик» с полуциркульным сводом, задуманный как сокровищница самых ценных произведений античного искусства, священный храм муз, иконографическая программа которого создана самой Изабеллой. Джан Кристофоро украшает грот инкрустированным яшмой и редкими полудрагоценными камнями порталом с изысканными круглыми барельефами белого мрамора. Что касается стен студиоло, для них величайшим современным художникам – Перуджино, Боттичелли, Лоренцо Косте, венецианцам Беллини и Джорджоне – заказаны картины на мифологические и аллегорические сюжеты (хотя доставлена пока лишь одна из них: «Парнас» Мантеньи).

С задачей отплатить маркизе за гостеприимство фра Лука справляется быстрее своего спутника: он сочиняет для Изабеллы небольшой, но весьма любопытный трактат о главном развлечении при дворе – «Об игре в шахматы» (также известный как «Отгоняющий скуку»)[515].

У Леонардо все куда сложнее. Изабелла понимает, что ожидать от него картины, подобной работе Мантеньи, не стоит: жанр ему не близок, да и сам художник, в отличие от своих собратьев, никогда не подчинится тягостной, прописанной до мелочей иконографии. А вот портрет – дело другое. Важно только, чтобы он был прекраснее, чем у Чечилии: в вопросах «парангона» красоты с женщинами спорить бессмысленно.

Отказать Леонардо не может. В ходе нескольких коротких сеансов позирования, возможно в том же студиоло, он свинцовым карандашом создает на большом листе бумаги, загрунтованном мелом, быстрый набросок в натуральную величину, который затем обводит углем, сангиной и желтой пастелью[516]. Разумеется, объясняет он маркизе, оставить этот рисунок в Мантуе нельзя, его придется забрать с собой: он послужит картоном для портрета, который Леонардо напишет позже, когда сможет вернуться к полноценной работе, будь то во Флоренции или где-либо еще.

Но Изабелла требует, чтобы мастер оставил ей хоть что-нибудь, и Леонардо вынужден воспользоваться картоном немедленно. Проделав отверстия по контуру, он при помощи угольной пыли создает авторскую копию портрета, которая останется в Мантуе и со временем станет источником других копий, более или менее точных. Кроме того, в копии у Леонардо есть возможность сразу исправить то, что в оригинале кажется серьезной анатомической ошибкой, – положение локтя и кисти.

Фигура Изабеллы изображена почти фронтально, руки лежат одна на другой, словно опираясь на балюстраду или, может быть, книгу, символизирующую интеллектуальные склонности маркизы. Однако на зрителя она не смотрит: лицо, такое же решительное и волевое, как на медалях Джана Кристофоро, предстает перед нами в профиль. И профиль этот вовсе не идеализированный, а вполне реальный, физически конкретный: высокий лоб, выдающийся нос, даже намек на темные круги под глазами и двойной подбородок. Изабелла не улыбается, ее губы сомкнуты, а нижнее веко чуть приподнято, словно взгляд сфокусирован на чем-то за пределами картины.

В этом образе больше не ощущается волшебной атмосферы застывшего времени, характерной для женских портретов Леонардо эпохи Сфорца. В его суровых чертах сквозят тревога, страх перед войной и насилием, пророческое видение старого мира, лежащего в руинах совсем рядом, за стенами рукотворного убежища, созданного Изабеллой для себя одной.

2

От Венеции до Изонцо

Венеция, март 1500 года

Распрощавшись с Изабеллой, Леонардо направляется в Венецию. И едет он не с пустыми руками: в его сумке – письма от венецианских эмиссаров в Милане, рекомендующие его сенату Светлейшей республики как инженера и знатока военного искусства.

Это как нельзя более своевременно, ведь за последние месяцы положение всерьез осложнилось. И речь не о победоносной ломбардской кампании, в ходе которой венецианцы совместно с французами легко захватили Кремону, а о жестокой войне, развязанной в Леванте султаном Баязидом II.

Турки угрожают уже не только «морским владениям» Светлейшей, но и колониям на восточной оконечности материковой Европы. В августе прошлого года их внушительный флот атаковал и захватил процветающую Морею, разгромив эскадру капитан-генерала Антонио Гримани в битве при Зонкьо. Армия под предводительством санджакбея (губернатора) Боснии Скендера-паши в начале октября совершила набег на Фриули, разорив поселения за рекой Тальяменто и угнав в рабство тысячи жителей. Венецианский гарнизон по приказу наместника Андреа Дзанкани и лейтенанта Доменико Боллани трусливо укрылся в стенах крепости Градиска, и в итоге сопротивление туркам оказалось незначительным или отсутствовало вообще.

Когда опасность миновала, дож Агостино Барбариго незамедлительно отстранил струсивших чиновников, назначив 9 октября на пост наместника Пьеро Марчелло, а 12 октября на пост лейтенанта Антонио Лоредана, посла при французском дворе в Милане. Вернувшись в Венецию, Лоредан в конце года направился во Фриули, где в ожидании нового, еще более разрушительного набега немедленно принялся укреплять оборону.

13 марта 1500 года сенат решает направить кондотьера Джампаоло Манфрона с инженерами, мастером Алессио да Бергамо и мастером Дзордзи Спавенто, а также кастеляном Урбино Зуаном Лудовико да Имола с восьмидневной миссией по осмотру пограничных перевалов. Общее руководство возложено на патрициев Пьеро Моро и Анджело Бароцци, чьи отряды присоединяются к войскам Лоредана. По этому случаю Моро, в прошлом управляющий Арсеналом, демонстрирует кое-какие чертежи и «озарения» своих инженеров. Отправившись в путь 22 марта, комиссия 2 апреля направляет из Удине письмо, 5 апреля возвращается в Венецию и, наконец, 22 апреля представляет сенату отчет.

Именно поэтому Леонардо, вероятно по рекомендации Лоредана, и вызывают в Венецию. В официальных документах его имя не упоминается, однако в Атлантическом кодексе обнаруживается текст, свидетельствующий об