Убийца со счастливым лицом. История маньяка Кита Джесперсона - Джек Олсен

9

Кит Хантер Джесперсон – 5

1

Жизнь взаперти

Когда пришло время перевозить меня в то место, где я буду отбывать пожизненный срок, двое охранников в черном сковали меня и закрепили металлический блок между моими запястьями, чтобы я не мог выбраться из наручников – как будто я стал бы пытаться. Здоровенный парень сказал, что застрелит меня, стоит мне дернуться.

Большинство копов и детективов, работавших над моим делом, сердились, что я освободил двоих человек из тюрьмы и сам избежал смертной казни. Но некоторые из них все-таки питали нездоровое любопытство к Смайлу. Когда мы оказались в центре временного содержания в Клакамасе, один охранник попросил меня сфотографироваться с ним.

Меня посадили в одиночную камеру в блоке «Д», чтобы держать отдельно от других заключенных. Насильники и убийцы женщин – это одна из низших ступеней в тюремной иерархии; ниже них только развратители детей и продажные копы. Мне полагалась одна часовая прогулка в день – ни книг, ни карт, ничего. Куда бы я ни шел, на меня показывали пальцем. Я был в тюрьме знаменитостью.

По пути в душ я проходил мимо других камер. Их обитатели были храбрецами за своими решетками, но стоило мне повернуться в их сторону, как они писались в штаны. Они боялись меня – серийного убийцы, который не стеснялся того, что сделал. Эти люди не знали, как со мной обращаться. Да и кто знал? Пожалуй, я и сам не знал, как обращаться с собой.

После восьми дней в центре временного содержания меня обыскали в голом виде, а потом загрузили в фургон вместе с другими уголовниками. В тюрьме штата Орегон в Салеме меня обыскали еще раз, после чего выдали джинсы, футболку и кеды. На выдаче стоял заключенный, выполнявший эту работу уже десять лет. Он сказал:

– Это ты Смайл?

Он явно был взволнован. Очень скоро новость о моем прибытии распространилась по всей тюрьме.

Теперь я был «салагой» – новеньким в этом заведении. Оно было довольно страшным: сплошь крепкие парни с мрачными взглядами. Я ожидал более теплого приема. Разве я не сдался сам, чтобы освободить двух других людей? Я думал, за это другие заключенные будут проявлять ко мне уважение.

Вместо этого они начали распускать слухи, что я поедал своих жертв и занимался сексом с трупами. Они не понимали, что смертельные игры заканчивались, когда заканчивалась жизнь. Я испытывал такое же отвращение к трупам, как все нормальные люди.

Когда прозвучал сигнал на обед, двери открылись и несколько десятков мужчин двинулись в сторону столовой. Я выделялся среди них, как неоновая лампа.

Один парень на раздаче спросил:

– Ты Джесперсон?

По очереди, стоявшей за едой, пробежал шепоток. Когда я взял свой поднос и стал искать, где сесть, все говорили мне:

– Не сюда… иди-иди… давай, проваливай.

В конце концов я нашел парня, который меня не прогнал. Я поел в молчании. Но слышал перешептывания у себя за спиной:

– Это он! Это Смайл! Тот гребаный ублюдок!

Меня отправили в блок «Дельта» и поселили с другим заключенным. Первое, что он сказал:

– Надеюсь, ты не насильник и не педофил. Я не стану жить с психом. За что тебя закрыли?

Я ответил, что убил восемь женщин, но я не псих. Я узнал, что он – развратитель малолетних. Он ненавидел себя и не хотел общаться с другими извращенцами. Он утверждал, что перевоспитался, но моих преступлений простить не мог. Обычный лицемер, другими словами. В тюрьме таких полно.

В первый вечер, когда я вернулся из столовой, мой сосед был вне себя: всю мою койку залили кофе. Кто-то бросил стакан через решетку – может, другой заключенный, а может, охранник. Так продолжалось ежедневно целую неделю. Я говорил себе: Что за трусы! У них кишка тонка высказать все мне в лицо.

Мой советник предложил перевести меня под защиту, но я отказался. Мне донесли, что кто-то из заключенных собирается пырнуть меня заточкой на прогулке. Я сказал охраннику, что все равно буду выходить во двор. Хотят меня пырнуть – пусть втыкают заточку поглубже. Второго шанса у них не будет.

После этого меня перевели в одиночную камеру. Она была размером полтора на два метра, с койкой и унитазом. Стены были стальные, а вместо передней стенки – решетка из двухсантиметровых перекладин ромбовидной формы с десятисантиметровыми перемычками. У меня был стальной столик, стул и ящик с замком для личных вещей.

Раз в день мне позволялось выходить во двор, хоть это и было для меня самое опасное в тюрьме место. Ничего нет страшней толпы обозленных трусов. Главное, не показывать им свой страх. Если эти пираньи поймут, что ты боишься, тебе конец – особенно когда речь о знаменитости вроде меня. Мне надо было встретиться лицом к лицу со своим страхом, если я хотел, чтобы меня приняли. Поэтому, выходя во двор, я держался так, будто все здесь – моя собственность.

Однажды другие заключенные толпой окружили меня. Мелкий визгливый гаденыш начал подначивать:

– Чего ты тут забыл, гребаный урод? С виду ты слабак. Кем ты себя возомнил, долговязый?

Я стоял спокойно и ждал. Он крикнул:

– Твоя мамочка шлепала тебя, когда ты был маленький? Ты поэтому убиваешь женщин? Да ты обычный трус, чувак!

Я посмотрел ему прямо в глаза, и тогда он отступил в сторону.

На прогулке несколько дней спустя я услышал, как двое парней переговариваются нарочито громко, поглядывая в мою сторону. Один сказал:

– Когда-нибудь я его уделаю!

Я развернулся и ответил:

– Почему не сейчас?

Они бросились бежать.

Через пару недель ко мне во дворе подошли пятеро. Один выступил вперед и заявил, что он кузен Таньи Беннетт. Я сказал:

– Ладно. Мне жаль, что так вышло. Чего еще тебе от меня надо?

Он ответил:

– У меня денег нет. Ты должен мне одолжить.

– Да ни в жизни! – ответил я.

Я немного нервничал оттого, что меня окружили, но не показывал этого.

Другой парень сказал:

– Он псих. Может устроить драку.

– Еще как могу, – поддакнул я. – И завалю вас всех по очереди.

Мы с их предводителем стояли носом к носу. Он был то ли латинос, то ли индеец, с татуировкой на шее и в шапке – чтобы казаться круче. Я сказал:

– Ты будешь первым.

Он сделал шаг назад. Я был ростом два метра, а он – метр с кепкой.

В