Николай Воронов - На службе военной

Из гаубицы стрелять фугасным снарядом было много проще, чем шрапнелью, поэтому мы, строевые командиры, радовались, когда у нас на огневой позиции имелись бомбы. Если стрельба велась по живой силе, взрыватели их устанавливались на осколочное действие.

В середине декабря 1918 года наши части вошли в г. Валк. Батарее было приказано в составе сводного отряда тов. Жучкова наступать западнее Юрьева. Наступление развивалось успешно, все стычки с белогвардейскими отрядами оканчивались в нашу пользу, отряд почти не прибегал к огню наших гаубиц.

В ноябре-декабре 1918 года молодая Красная Армия деятельно помогала трудящимся Эстонии и Латвии в борьбе с иностранными интервентами и местными буржуазно-националистическими элементами.

Но силы у нас таяли, пополнений не поступало. Артиллерийские снаряды приходилось расходовать бережно. Только что возникшие в Прибалтике органы Советской власти охватывали своим руководством и влиянием далеко не всю подчиненную им территорию. Дело дошло до того, что в наших тылах белогвардейцы проводили скрытые мобилизации. Всем нам приходилось быть настороже. Не раз в ночное время задерживали вблизи батареи подозрительных вооруженных лиц.

Интервенты и эстонские буржуазные националисты, получив подкрепление извне, в январе 1919 года стали теснить разрозненные и малочисленные части Красной Армии. Бои были тяжелыми и изобиловали многими неожиданностями.

Однажды утром мы потеряли связь с пехотным подразделением, в составе которого действовала батарея. Командир приказал включиться в полевой кабель, пытаясь таким образом связаться с командиром отряда.

- Батарее без промедления следовать в Юрьев! - было приказано по телефону.

На пути в Юрьев мы увидели на опушке леса цепь пехоты, которая, видимо, только что развернулась. Через несколько минут над нашими головами засвистели пули, а потом около нас стали разрываться шрапнельные снаряды, которые, к счастью, были с установкой "на удар", поэтому не принесли нам никакого вреда. Мы продолжали свой путь, кони мчались во весь опор. Красноармейцы открыли из винтовок ответную стрельбу. Вскоре батарея скрылась за складку местности и ушла от преследователей.

Оказалось, что мы получили приказание двигаться в сторону Юрьева не от нашего штаба, а от белогвардейцев: в спешке не догадались проверить, с кем разговаривали по телефону. Белогвардейцы, воспользовавшись нашей оплошностью, хотели перехватить батарею.

Когда мы проскочили опасный участок пути, я поблагодарил за инициативу красноармейцев, самостоятельно начавших стрелять по врагу. Но когда пожимал руку бойцу, который первым открыл огонь, тот сильно смутился,

- Товарищ командир, - признался он, - а я ведь так, наобум лазаря палил. Просто, чтобы наши кони ходчей шли!

Батарея участвовала в непрерывных боях на западных подступах к Пскову. Наши старушки гаубицы образца 1909 года с клиновыми замками то и дело выходили из строя, приходилось их ремонтировать.

15 апреля 1919 года был для меня знаменательным днем: партийная ячейка батареи приняла меня в ряды Коммунистической партии. Вскоре в политотделе 10-й стрелковой дивизии мне вручили партийный билет. Я стал еще острее чувствовать личную ответственность за защиту завоеваний народа.

Помнится, меня, молодого коммуниста, убежденного безбожника, удивило постановление Совета обороны от 16 апреля 1919 года, подписанное В. И. Лениным: "Отпустить всем красноармейцам на первый и второй день пасхи приварочное довольствие и сахар в полуторном размере". Мне казалось, что такое постановление в корне подрывало среди красноармейцев нашу антирелигиозную пропаганду. Новый комиссар батареи С. А. Архипов разъяснил мне, чем это вызвано. Красная Армия стала трехмиллионной. В подавляющем большинстве она состояла из крестьян. Эти люди готовы с оружием в руках защищать Советскую власть, но многих из них еще не коснулась наша воспитательная работа. Было бы ошибкой в такую ответственную пору не учитывать их религиозных настроений. Слова комиссара заставили меня глубоко задуматься, я все более убеждался, что воспитание людей - дело трудное, требующее умения и терпения.

На меня возложили обязанности помощника командира батареи. Под руководством А. Г. Шабловского мне все чаще доводилось оставаться старшим командиром на огневой позиции, дежурить на наблюдательных пунктах и вести стрельбы по заранее пристрелянным данным, производить переносы огня.

Весной 1919 года западнее Изборска нашему боевому участку была поставлена задача захватить сильный опорный пункт Паниковичи. Мы серьезно подготовились к этому: провели тщательную пристрелку целей, установили взаимодействие с пехотой, действовавшей вдоль шоссе.

На псковском боевом участке применялась тогда линейная тактика, господствовавшая еще в годы мировой войны. Прерывчатое расположение войск в обороне противника плохо использовалось: наши части наступали в лоб на опорные пункты врага, вместо того чтобы просачиваться и обходить эти пункты, захватывать их с флангов и тыла.

Пехоте, наступавшей на Паниковичи, было придано три бронеавтомобиля. В назначенное время она двинулась вперед. Мы открыли огонь. По шоссе проехали бронемашины и скрылись в низине. Жиденькая цепь пехоты перебежками медленно продвигалась вперед, а затем залегла под редким огнем противника. Мы нервничали: куда же подевались броневики?

С утра на нашем наблюдательном пункте находились старший разведчик Лобачев и батарейный писарь Судаков. Никто не заметил, как эти два красноармейца исчезли.

Вскоре получили новое приказание: приготовиться к решительному штурму. Наши и соседние батареи усилили огонь. И тут показались броневики, которые мы уже считали пропавшими. Они смело рванулись вперед по шоссе и увлекли за собой пехоту. Мы перенесли огонь в глубину обороны противника. Наступление успешно развивалось, и вскоре пехотинцы ворвались в Паниковичи. Как после стало известно, большую роль в этом успехе сыграли разведчик Лобачев и писарь Судаков, которых на батарее совсем было сочли беглецами. По собственной инициативе они пробрались к застрявшим броневикам. Выяснилось, что на пути машин возникло препятствие: небольшой мостик на подступах к Паниковичам был разобран противником. В этой обстановке наш бравый разведчик Лобачев объявил себя комиссаром, а писарь Судаков - его помощником. Они приказали экипажам броневиков, а также случайно находившимся поблизости нескольким красноармейцам немедленно восстановить мостик. Сами при этом работали больше всех, подтаскивая под огнем бревна и доски, раскиданные белыми. Когда мост был восстановлен, броневики пошли вперед, за ними устремились пехотинцы.