Бенгт Даниельссон - Гоген в Полинезии

полезной для колонии художников. Особенно, если бы он согласился продать свой

земельный участок в Париже. После некоторых колебаний Гоген решил наконец

пригласить также и Винсента Ван Гога. Колебался он потому, что Ван Гога все еще

держали в сумасшедшем доме. Но если Винсент станет совладельцем тропической

мастерской, Тео уж наверно постарается сбывать их произведения в своей парижской

галерее. Что до остальных приверженцев, то Гоген решил еще подумать. Впрочем,

Лавалю, если бы он и попросился в компанию, был заранее обеспечен отказ: во время

панамской эпопеи он показал себя слишком слабым и капризным, чтобы Гоген захотел

взять его с собой повторно.

Особенно загорелся Эмиль Бернар, который тотчас ответил: «Твое письмо наполнило

меня радостью, восторгом и надеждой. Больше всего на свете я мечтаю о том, чтобы

уехать, убраться куда-нибудь подальше, куда угодно, лишь бы это был неизведанный край.

К сожалению, есть два препятствия. Первое - денежный вопрос, второе - какие там

условия для работы... А как было бы славно уехать далеко-далеко и избавиться от всех

забот! Расстаться с этим нудным европейским существованием, с этими тупицами,

скрягами и пузатыми пройдохами, со всеми этими зачумленными подонками. Что до моей

возлюбленной (да, я влюблен, и почему бы нет?), то она присоединится к нам. Наверное,

присоединится, если вправду любит меня. Ах, как чудесно будет вволю упиться свободой,

любоваться морем, вдыхать безлюдье... Спасибо, ты так утешил меня, теперь я уверенно

смотрю в будущее»6.

Необычная даже для Бернара горячность и восторженность объяснялась не только

тем, что он влюбился и со скрипом поступил работать художником на текстильную

фабрику в Лилле, чтобы можно было жениться. Главную роль играло то, что он впервые в

жизни усомнился в своем даре живописца и теперь, по его словам, пытался утопить свои

сомнения в «потоке молитв, курений и псалмов». Гоген ответил ему советом, очень

разумным, но чересчур деловитым и трезвым, чтобы прийтись по вкусу Бернару. Он

написал, что куда проще и дешевле по прибытии на остров найти себе местную женщину.

Не говоря о прочих преимуществах, будет бесплатная модель. Что до путевых расходов, то

и эту задачу легко решить - надо наняться на один рейс официантом.

Со следующей почтой Гоген получил еще более пылкое письмо, в котором Эмиль

Бернар неожиданно заявлял, что далекий тихоокеанский остров Таити несравненно лучше,

чем Мадагаскар, подходит для задуманной ими мастерской в тропиках. С простодушной

искренностью он признавался, что пришел к такому выводу, прочитав сентиментальный

бестселлер «Женитьба Лоти». Вот как заманчиво Пьер Лоти описывал жизнь на Таити: «В

Океании не знают, что такое тяжелый труд. Леса сами по себе производят все нужное,

чтобы прокормить эти беспечные племена; плоды хлебного дерева и бананы растут для

всех и в достаточном количестве. Годы проходят для таитян в полной праздности и

нескончаемых грезах. Эти большие дети не могут представить себе, что в нашей

прекрасной Европе многие люди должны убивать свою жизнь на то, чтобы добывать хлеб

насущный». В другой главе он пишет: «Ни оружие, ни припасы, ни деньги не нужны;

всюду вас ожидает горячее и безвозмездное гостеприимство. Единственные опасные

существа на острове - европейские поселенцы, однако их немного, и почти все они

сосредоточены в городе Папеэте»7.

Гоген справедливо возразил, что это любовный роман, сочиненный флотским

офицером, который рассказывает преимущественно о своих похождениях во время

увольнения на берег, и попросил Бернара для верности поискать еще какие-нибудь

сведения в более надежных источниках. Бернар немедленно прислал ему изданный

министерством колоний в 1889 году официальный справочник. Один из авторов

справочника даже побывал на Таити8. Благодаря историческим обзорам, латинским

названиям флоры и бездне цифровых данных о погоде, высоте гор, рыночных ценах,

бюджете колонии и пароходных рейсах книжка эта производила очень солидное

впечатление.

Разумеется, особенно жадно Гоген глотал страницы, посвященные островитянам. Вот

как тепло и одобрительно отзывались о них авторы. «Представители малайско-

полинезийской расы великолепно сложены... Что касается их духовных качеств, то на

некоторых островах, например на Таити, эта раса создала довольно высокую культуру и

отличается прежде всего дружелюбием, добротой и радушием. Кражи и убийства почти

неизвестны на Таити». Ссылаясь на труд, напечатанный одним французом, который

полжизни провел на Таити9, справочник дальше продолжал в том же духе: «Таитянские

женщины, как правило, - безупречные модели для ваятеля. Иногда черты лица таитянки

кажутся излишне малайскими, но большие, удивительно ясные и красивые карие глаза,

очень полные губы и замечательно ровные белые зубы делают ее столь прелестной и

обаятельной, что нельзя не разделять всеобщего восхищения ею. Ее длинные волосы цвета

воронова крыла, в зависимости от вкуса и прихоти, либо заплетены в две косы, либо

небрежно спадают на плечи. У нее спокойное, открытое лицо, которое никогда не

омрачается облачком заботы или тревоги».

Согласно тому же источнику, проблема питания на Таити решалась очень просто -

вернее, проблемы вовсе не было. «Уроженцам широт, где никогда не бывает зимы, где

почва сказочно плодородна, - таитянам достаточно протянуть руку, чтобы собрать плоды

хлебного дерева и бананы, составляющие их основное питание. Поэтому они никогда не

трудятся, а рыбная ловля, которой они занимаются ради разнообразия стола, - это скорее

удовольствие, которого они не хотят лишаться».

Подводя итог, самый сведущий из авторов справочника, недавно возвратившийся с

Таити ботаник, восторженно пел хвалу этому острову, где, судя по всему, был подлинный

рай: «Если люди на противоположном конце земного шара упорно трудятся, зарабатывая

на жизнь, борются с холодом и голодом и постоянно терпят нужду, то счастливые

обитатели далекого таитянского рая в Южных морях знают одни только светлые стороны

жизни. Жить для них значит петь и любить».

Эти строки настолько совпадают со словами Лоти, что “невольно спрашиваешь себя,