Анатолий Папанов - Холодное лето

Наблюдать жизнь очень интересно. А у актера увиденное возрождается в сценических образах. Вот обыденная ситуация — рыболов на реке. Но посмотрите, как он насаживает червяка, как держит удочку, как сидит, — и увидите характер. Я не пройду мимо, остановлюсь обязательно. Все собираю: жесты, взгляды, голоса.

Актер в любой момент готов что-то интересное схватить, перенять, запомнить — и зрительно, и эмоционально. Это становится действием автоматическим, даже не надо настраивать себя на волну наблюдения. Отправляясь на футбол, не нужно говорить себе: «Сегодня я буду искать на трибунах типаж для будущего фильма». Просто, выработав привычку наблюдать, невольно подмечаешь все увиденное.

Люди, знавшие Папанова, говорят, что подмечал Анатолий Дмитриевич и то, на что не всем свойственно обращать внимание. Марк Захаров вспоминает, как поразил его рассказ Папанова о деревенской свадьбе, где ему случилось побывать. Там подпоили пса, и он подходил к каждому из гостей, клал голову на колени и подвывал, будто жалуясь. Папанов показывал, как это происходило, и была в этом его изображении собаки глубокая тоска…

Для исполнения комедийных ролей необходимо очень точно выверить все детали. Деталь решает судьбу характера. Вот, например, мне надо сыграть застенчивого человека. Как это показать? А оказывается, можно только приподнять бровь…

В фильме «Порожний рейс» я сыграл нудного, бесцветного человека. А он запоминается. И это одна из любимых моих работ. Когда я взялся за эту роль, у меня всплыли не только отдельные впечатления — вспомнился конкретный человек. В молодости я работал на дровяном складе, и начальник мой был страшный демагог. Вспомнилось, как веско он говорил, как смотрел в лицо собеседнику, как держал голову.

Смешным мне его и не пришлось делать. Он и в жизни был смешон. Что же касается бесцветных характеров, то актер может их расцветить. Вот, скажем, я читаю пьесу. Там сказано, что в кабинет начальника входит посетитель. И тут начинает работать фантазия. Как одет посетитель, как причесан, носит ли он усы?

А может быть, он давно не ел? Тогда у него будет уже другое выражение лица. А может быть, он плохо воспитан и на ходу закусывает, хрустит огурцом? А может быть, начальник — женщина и посетитель в нее влюблен? У наблюдательного артиста появится целый список способов сделать этого человека выразительным…

Я думаю о «записной книжке» художника… Она должна быть у каждого актера «Записная книжка», в которую мы должны записывать жизнь. И неважно, в памяти ли мы храним все факты, события, встречи или же заполняем записями о них чистые листки блокнота. Нельзя быть актером, нельзя быть художником без любопытства к жизни.

Помните, как начинается повесть Л. Толстого «Хаджи-Мурат», что заставило писателя вспомнить эту историю? Репей, растущий у дороги. Так иногда начинается творчество.

И когда артисты Художественного театра ходили в московские ночлежки, спускались «на дно» жизни, трудно и буднично готовясь к своему взлету, к постановке знаменитой горьковской пьесы, — это тоже было ремесло.

В Москве множество приезжих — из самых разных мест, самых разных профессий. Море индивидуальностей, море человеческих типов, море разных характеров. Почему же мы не всегда наблюдательны и любопытны?

И еще: я не верю в большого человека с маленькой эрудицией. Мне кажется, талант приносит плоды только в совокупности с опытом, культурой, постоянным расширением знаний… Примером может служить очень уважаемый мною С. Юрский, глубоко эрудированный, крайне пытливый, постоянно ищущий, постоянно недовольный собой художник. Актер с «записной книжкой». А всегда покоряющая А. Фрейндлих, точности искусства которой можно позавидовать! Хочется назвать А. Миронова, очень трудоспособного и ищущего актера, вспомнить А. Демьяненко…

Вот что еще нередко бывает с молодыми актерами.

Он снялся в главной роли в фильме. Выпала такая удача — подошли внешние данные. Режиссер и оператор, вдохнув душу в это юное и прекрасное, хотя и не обремененное заботами создание, обливаясь потом, сняли его.

И вот актер готов.

О нем пишут статьи. Поклонницы присылают ему письма. Его снимают в новых фильмах. Его приглашают в театр. На телевидение. На радио.

С театральной репетиции он приезжает на студию. Сбрасывая пальто на руки костюмеров, на бегу читает текст, услужливо подсунутый ему помрежем.

Мне приходилось сталкиваться с такими «звездами», мечущимися между десятью музами. Боюсь, что большинство из них так и не станет настоящими актерами. Им некогда смотреть по сторонам, чтобы увидеть в жизни что-то, кроме самих себя… А вот я убежден, что нужно многое претерпеть, выстрадать по-настоящему, прежде чем стать актером. Разнообразный (в том числе и тяжелый, не всегда радостный) опыт — необходимая часть нашего профессионального «багажа».

Но ведь порой то, что составляет слабость театральной молодежи, мы еще и возводим в силу. «Эта непосредственность! Эта непринужденность! Эта импровизационная манера игры!» Не дай бог — «перевоплощение»….

А ведь артисту нужно не только уметь произносить текст и вовремя приходить на репетицию — в искусстве необходимо мыслить. Актер должен приносить в искусство не только свои «данные». Он должен приносить свою тему. У нас иногда эти понятия путаются. Актер играет самого себя, и только самого себя, в предлагаемых обстоятельствах. А критики утверждают — это его тема…

Актер всегда виден. Талант, позиция, тема — все на виду, просвечивается, как через рентгеновский аппарат. Каждый художник — это отдельный мир. Каждый несет в искусстве свою тему, свое отношение к ней. Это может быть ярко выраженная гражданская тема, как у М. Ульянова, или разоблачение цепкой психологии обывателя, как у Е. Евстигнеева, мотивы женской силы, выражаемые Т. Дорониной эмоционально и тонко, или тема становления человеческой личности, которая вырисовывается у Н. Теняковой. Но тема — это не внешнее. Это обдуманное, пережитое.

Набором приемов, очень скоро превращающихся в штамп, пытаются иногда подменить существо искусства, сыграть талантливость, интеллект по внешним признакам, не познав, что стоит фунт лиха, не испытав тех страданий и радостей, которые переживает подлинный талант и глубокий интеллект на пути к успеху… Да еще противопоставляют это «традиционному искусству»! Искусство либо есть — либо его нет, а настоящий актер — целый мир, а это всегда шире понятия манеры.

Я думаю, в любой области деятельности неправильное отношение к своей популярности может превратить человека из профессионала в ремесленника: он перестанет совершенствоваться. Тем более что популярность бывает разная — настоящая и случайная. Например, первая роль артиста на сцене удачно совпала с его индивидуальностью или на киносъемке после нескольких дублей получились нужные жест и мимика, приятный ракурс — и об актере заговорили как о явлении в искусстве (и уже гроздьями висят его фотографии в киосках «Союзпечати»). А дальнейшие работы не подтверждают этого. Такая популярность разрушает, расстраивает актерский духовный инструмент, ведет к разочарованиям. Артистом сейчас стать нетрудно, но очень трудно выдержать заданный режим жизни и творчества.