С Чумаков - Видимость - ноль

Лишь теперь капитан назначил общее собрание экипажа с повесткой: "Задачи предстоящего рейса".

Собрались в красном уголке, куда с началом рейса матросы заходили в основном затем, чтобы почитать последние сводки с фронтов, которые радист вешал возле карты мира. Карта была мелкомасштабной, линия фронта на ней отмечалась приблизительно, но все равно был виден кружок "котла" в Сталинграде. Капитан встал возле карты, коснулся рукой восточной окраины страны, где был родной Владивосток.

- Вот сюда мы должны прийти, все время двигаясь на запад и на запад. Как видите, кругосветное путешествие. Это самый долгий и опасный путь из всех, какие только существуют сегодня на море. Я даже не знаю, как сказать точнее, по тылам ли врага мы будем идти или по линии фронта. Говорю прямо мы будем идти в одиночку и все время рядом со смертью. От вашей воли, мужества и смелости будет зависеть, как пройдем мы этот путь. На этом пути погибло уже много наших судов. - Капитан уже был готов сказать: "Вот совсем недавно и "Лесов" пропал без вести", но сдержал себя. - Я верю, что мы пройдем, в Америке или в Англии, еще не знаю сам точно, заберем грузы, нужные для фронта, и вернемся домой. Это все, что я хотел сказать.

Прений не было. x x x

В Баренцевом море обрушились ураганный ветер, пурга. Тральщик исчез. В конечной точке конвоирования его тоже не оказалось. Может быть, и шел где-то рядом, но видимость была нулевой. Так и не пришлось попрощаться с провожатым.

Капитан вел пароход вслепую: небо сжалось, скрыло в белой круговерти даже дым из трубы. Стекла рулевой рубки покрылись коркой льда. Палуба на крыльях мостика превратилась в каток. Наблюдателей пришлось привязывать к леерным стойкам, чтобы волна и качка не сбросили за борт.

На мостик поднялась судовой медик.

- Владимир Михайлович, я очень вас прошу, меняйте людей, что снаружи дежурят, как можно чаще, а то им холодно.

- Там ведь не кисейные барышни стоят, - буркнул капитан.

- Я серьезно говорю, - настаивала Клава. - При таком ветрище и морозе, если полную вахту стоять, организм переохладится даже у такого тюленя, как Машин. Организм может застыть так, что человек помрет, а вы и не заметите.

- Не преувеличиваешь?

- Ни капельки. Вам что, лазарет раньше времени открывать охота? топнула она валенком.

- Нет, Клава, неохота. Подчиняюсь.

И хотя это резко сокращало матросам время сна, Веронд приказал удвоить вахту, подмену проводить каждый час.

А волны вовсю хозяйничали на судне: помяли фальшборт, разбили парадный трап. Раздался треск, вдребезги разлетелся спасательный плотик. На палубе намерзали тонны льда. Лед превратил кнехты в зеленоватые холмики. Отовсюду свисали огромные сосульки. Они с грохотом обрушивались, но скоро нарастали вновь. Пароход все грузнее переваливался с волны на волну.

Порой пурга ослабевала. Тогда наблюдатели вжимали бинокли в заиндевевшие брови, чтобы не прозевать в белой пене бурун от перископа. И снова налетал сбивающий с ног шквал. Все вокруг закрывала тьма, из которой валили хлопья снега. Вахтенный помощник, взглянув на хронометр, сказал:

- А во Владивостоке уже сорок третий год пошел. Люди поздравили друг друга. Мои старики, наверное, спать легли. Хорошо им, тепло... А мы по какому времени встретим Новый год? По Гринвичу?

- По московскому, - отозвался капитан. Он совсем забыл, что это новогодняя ночь.

Впервые после выхода из Поноя спустился с мостика. В коридоре, едва освещенном синими лампами, было пустынно. В каютах машинной команды никого. Значит, стармех опять объявил аврал. Значит, он снова в своей преисподней возится возле гиблых котлов. Зато из каюты кочегаров доносилось какое-то постукивание. Чудом закрепившись в раскачивавшейся, словно маятник, каюте, кочегар Зиновий Лосинов... ладил подошву к ботинку. Капитан усмехнулся: "Этот даже в спасательной шлюпке будет шорничать".

- Которая пара, Зиновий?

- А я не считаю.

- Тебе на вахту скоро, поспал бы.

- А оно, когда руки заняты, спокойнее.

Каюта девушек оказалась пустой. Странно. Делать им в этот момент вроде бы нечего. Обнаружил их в столовой экипажа. Девушки прилаживали украшения к маленькой елочке.

В какой-то точке океана, примерно в шестистах милях от Исландии и в двухстах от Родины, все, кто мог, собрались в столовой. Танцевать в такую качку было невозможно. Серега Зимин на весу держал патефон, чтобы иголка не соскакивала с пластинки. Патефон пел про утомленное солнце, которое прощалось с небом.

Второго января, считая себя предположительно в точке Grad{72}Min{52} Норд и Grad{41}Min{42} Ост, Веронд вскрыл пакет, полученный в Архангельске. Предписывалось идти в Рейкьявик.

К концу дня ветер стал ослабевать. Ход увеличился до четырех узлов, больше выжать из машины не удавалось. Прошел небольшой снежный заряд, и открылись звезды. Это беспокоило, потому что "Ванцетти" вошел в район, который называли "горячим коридором". Звезды дали возможность определить место судна, впервые после выхода из Поноя. Когда штурман провел по линейке курс, оказалось, что конец карандашной линии почти упирается в Медвежий. Шторм отбросил "Ванцетти" на 25 миль севернее рекомендованного курса. Нужны были снова снег и метель, чтобы не заметили с острова. Но погода все улучшалась, а вдобавок ко всему началась полоса битого льда. Пришлось снизить и без того тихий ход, осторожно пробираться, расталкивая "блины". Ночь была безлунная, но небо вдруг стало светлеть и вдруг замерцало, засияло. Никогда еще не видели на "Ванцетти" такого роскошного северного сияния.

- Земля! - крикнул наблюдатель с правого крыла мостика.

Это был Медвежий. "Ванцетти" находился точно в центре круга, который очертил в Архангельске начальник пароходства, показывая примерный район гибели "Кузнеца Лесова". Белый лед. Силуэт парохода. Все это явно видно с острова. Веронд повернул судно на юг, прочь от Медвежьего. Пятого января в 0 часов 30 минут лед остался позади. Судно снова прибавило ход.

"Слышу шум винтов"

В новогоднее утро U-553 пересекла Северный полярный круг, и этот день едва не стал для нее последним. Лодка переползала с волны на волну, раскачиваясь, словно маятник. Брызги замерзали на прорезиненных плащах, на лицах вахтенных, обвисали сосульками на леерах, тросах антенны, как вдруг из-за низких туч вывалился неслышный в грохоте волн английский самолет.

Всего сорок пять секунд нужно лодке, чтобы исчезнуть с поверхности океана, но это страшно долго, если самолет над головой. Истребитель, бомбардировщик, летающая лодка или черт знает что там еще, успел сбросить несколько глубинных бомб. В лодке загремело, как в консервной банке. Погас свет, на какое-то время она вышла из-под контроля и стала неудержимо проваливаться в глубину. Выровнять ее удалось с невероятным трудом.