Секретные задания - Отто Скорцени

одиннадцати его офицеров к нам. Постоянно Канарис находил, я бы даже сказал сильнее — изобретал все новые причины для отказа. Как только мы находили аргументы против одних его возражений, он тут же выдвигал другие.

Наконец он все же разрешил переход одиннадцати офицеров дивизии «Бранденбург» в мое подразделение. Я облегченно вздохнул и покинул кабинет, стараясь не очень выказывать мой триумф и не чувствовать себя победителем после ожесточенного боя. Но в момент, когда его начальник штаба уже готов был подписать необходимые бумаги, адмирал, к нашему удивлению, нашел дополнительные возражения и в конце концов перенес свое решение на «потом», то есть на совершенно неопределенное время, а может быть, на «никогда». Перед этим последним проявлением его злой воли я предпочел временно отступить; с меня было достаточно. И только через несколько месяцев, в ноябре 1943 года, мне удалось окольными путями достичь успеха в этом деле.

Рождение грандиозного плана и его похороны

В то время я также установил отношения с «Организацией Курфюрста» — под этим кодовым названием скрывалась разведслужба люфтваффе. Очень быстро я понял, что они работают почти образцово и очень эффективно. Наш первый же контакт дал толчок рождению все более тесного и плодотворного сотрудничества. Архивные службы этой организации обладали ошеломляющим количеством сведений, практически по всем странам, которые могли нас интересовать. В частности, у них имелись аэрофотоснимки обширных пространств на восток до Волги, на юго-восток до Аральского моря, на юг до Месопотамии и Суэцкого канала. К сожалению, все эти фотографии относились к 1940–1941 годам, то есть были еще тех времен, когда люфтваффе господствовала в воздухе на всех фронтах.

В этих обширных архивах я также нашел богатую документацию о промышленном потенциале наших противников. Углубляясь в свои новые обязанности, я уже ознакомился с разведданными, касающимися военной промышленности Советского Союза, собранными в рамках подготовки операции «Ульм». Но только получив доступ к картотекам архива люфтваффе, я начал понимать, как мало мы до тех пор знали и какую гигантскую задачу поставило передо мной руководство.

Мы знали, что русские перевезли большинство своих важнейших военных заводов на восток и перепрофилировали находившиеся там предприятия. За Уралом появился промышленный район, превышающий по площади территорию рейха в то время. Поскольку люфтваффе могла совершить лишь ограниченное число разведывательных полетов над этими районами, нам пришлось искать другие источники информации. Мы собрали и систематизировали тысячи показаний советских военнопленных, которые дополнили сведениями, полученными от некоторых фирм, особенно немецких и французских, выполнявших в свое время работы в этих регионах. Таким образом, мы вскоре могли нарисовать достаточно детальную картину промышленной структуры в этом индустриальном конгломерате. И тогда я воочию увидел, какой объем подготовительной работы нам еще предстояло выполнить, перед тем как приступить к диверсионным операциям, имевшим бы разумные шансы на успех.

Совершенно очевидно: невозможно разрушить как авиационными налетами, так и диверсионными актами все заводы, разбросанные на такой обширной территории. Мы должны были прежде всего выделить «нервные центры». Каждый индустриальный район, особенно если он построен всего за несколько лет по какому-то официальному, единому и строго выполняемому плану, неизбежно имеет слабые места. В этом конкретном случае ахиллесовой пятой были электростанции, строительство которых предусмотрено тем же общим планом, что и возведение заводов. Русские инженеры буквально вытащили их из земли. Как и везде, они удовлетворяли максимальные потребности в электроэнергии, но из-за быстрого развития региона не существовало никакой резервной системы электроснабжения. Значительное снижение выработки электроэнергии на электростанциях должно было привести к пропорциональному снижению производства. С другой стороны, системы связи, сети также могли быть слабым звеном, если их временный вывод из строя привел бы к перерыву в работе заводов.

Мы ориентировали нашу подготовку в этом направлении. С помощью специалистов люфтваффе, которые тоже очень заинтересовались нашим проектом, мы сконцентрировали наши усилия на этих двух целях и вскоре могли с удовлетворением констатировать, что дело быстро продвигается вперед. К сожалению, наша систематическая, целенаправленная подготовка была внезапно прервана, и на многие месяцы, по приказу, преследовавшему, естественно, благие цели, но плохо продуманному, который был спущен с «высоких сфер». Вот что произошло: один из чиновников Министерства вооружений направил Гиммлеру меморандум по поводу гигантских доменных печей Магнитогорска, на Урале. Импульсивный, как всегда, Гиммлер сразу же издает приказ: «Специальной группе „Фриденталь“ немедленно подготовить диверсионную операцию против доменных печей Магнитогорска с целью их полного разрушения. Командиру „Специальной группы“ докладывать мне ежемесячно о ходе подготовки и представить мне, как только будет возможно, вероятную дату начала операции». Этот приказ я нашел однажды утром на столе своего кабинета.

После консультаций с многими экспертами мы пришли к следующим двум выводам: первый — о самом Магнитогорске и об окружающих его промышленных районах у нас нет никакой достоверной, документированной информации. Поэтому нам будет необходимо в первую очередь провести необходимую разведку, что потребует месяцев и месяцев напряженной работы. Второй — нам есть над чем поломать голову: совершенно непонятно, как «бедные диверсанты» смогут доставить такое огромное, необходимое для этой цели количество взрывчатки так близко к объектам диверсии, которые к тому же тщательно охраняются.

Немедленное проведение операции выглядело совершенно нереальным. Но каким образом довести эту информацию до рейхсфюрера? Когда по своей наивности я хотел просто послать в адрес этих «высоких сфер» объективное и подробно аргументированное объяснение непреодолимых препятствий, с которыми мы столкнулись, надо мной просто посмеялись. Шелленберг прочитал мне настоящую лекцию по методике действий в подобной ситуации: по его словам, прежде всего следовало продемонстрировать крайний энтузиазм по поводу любого проекта, даже самого бессмысленного, исходящего от начальства, и постоянно говорить, что подготовка идет ускоренными темпами. И только позднее можно постепенно начинать приоткрывать истинное положение дел, но все еще по каплям. Чтобы оставаться хозяином положения в этих играх, необходимо научиться хоронить подобные проекты так, чтобы сам их автор о них больше не вспоминал. Тогда высокое начальство будет считать вас идеальным исполнителем, достойным их доверия и поддержки.

Так и произошло. Мы потратили почти полтора года, чтобы похоронить эту грандиозную, но совершенно бессмысленную и невыполнимую идею.

В Ставке фюрера

26 июля 1943 года я завтракал в отеле «Эден», расположенном в центре Берлина, со своим старым другом, в то время профессором Венского университета. После превосходной трапезы мы с чашечками кофе в руках — или, скорее, того неопределенного напитка, который должен был играть роль кофе, — сидели в холле, болтали, вспоминали Вену и общих знакомых. Это короткое бегство в гражданскую жизнь