Дорогой мужества - Д. Хренков

развить наступление в направлении деревни Арбузово. Следует учесть, что ширина Невы в месте высадки около шестисот метров. Десантники должны быть хорошими гребцами. Не исключена возможность, что операция будет проходить под сильным артиллерийским и минометным огнем противника, у него большое преимущество в боевой технике. И от того, как поведут себя бойцы, зависит исход всей операции. Задача очень　ответственная, и выполнить ее смогут только люди беззаветной храбрости. Есть у вас такие люди?　

— Есть, — ответил Зеленков. — На боевое задание пойдет первая рота. Это — юнги и курсанты-боцманы.　

— Юнги? — спросил генерал. — А справятся ли они?　

— Справятся, товарищ генерал, — ответил Пономарев. — Командует ими опытный командир лейтенант Павловский.　

— А политрук роты Лапин — участник финской войны, разведчик, много раз ходил в тыл к белофиннам, — добавил полковник Ярыгин.　

— Ну что ж, — после минутного раздумья решил генерал. — В добрый час!　

…Наступила последняя ночь перед боем. Первую роту разместили на отдых в помещении школы. Не спится. Молодые моряки беспокойно ворочаются с боку на бок, прислушиваясь к монотонному шуму дождя.　

У классной доски низко склонились над столом два друга: комсорг роты Николай Ивашкевич и поэт школы — боцман Алексей Белоголовцев. При свете чадящей коптилки они выпускают боевой листок «Полундра». Ночную тишину нарушает вдруг звонкий голос юнги Козлова:　

— Не хочу спать и не буду. Комсорг, — обращается он к Николаю, — разреши, пожалуйста, Лёне Перелечу сыграть что-нибудь!　

— «Раскинулось море…», «Железняка»! — раздаются голоса.　

— Тихо, хлопцы! — строго говорит Ивашкевич. — Приказано отдыхать, значит нужно отдыхать. Через четыре часа подъем. Ясно?

Долговязый Перепеч, уже потянувшийся к баяну, неохотно ложится на топчан.　

— Ребята, а ребята, — громко шепчет неугомонный Шура Блохин. — А здорово сегодня Кондратьев воевал с телегой.　

Юнги громко смеются, вспомнив, как днем во время воздушного налета Борис Кондратьев вместо того, чтобы укрыться в щель, залез под телегу и зацепился хлястиком шинели за гвоздь в ее днище. Старшина Тарасов приказывает: «Прыгай в щель», а Борис не может отцепиться. Он вперед, и телега за ним, он назад, и телега туда же. Наконец, вырвав вместе с хлястиком добрый кусок сукна, Борис освободился от телеги и юркнул в щель.　

— Ладно, хватит вам, — просит друзей Кондратьев. — Под телегу больше не полезу, это уж точно. Досталось мне от старшины за порванную шинель. Это похуже бомбежки.　

В другом конце класса вполголоса разговаривают двое.　

— Слушай, Гошка, — тихо шепчет, обращаясь к Дубову, Николай Милосердов. — К нам в роту прислали двух девушек, медички. Хорошенькие. Одну зовут Дора, фамилия Беликова. Она из Ленинграда, а со второй поговорить не удалось, вызвали их к лейтенанту.　

— Успел познакомиться? Ну и ловок же ты. Колька. Давай спать, донжуан, утром нам не до девушек будет.　

В углу у печки тихо говорят между собой Николай Зайцев и Василий Кодин.　

— Коля, давай обменяемся адресами. Хорошо?　

— Зачем?

— А вдруг… Если что случится, напишешь матери…　

— Добро, Вася. И ты напиши, если что…　

Забрезжил рассвет. Наступил день 23 сентября 1941 года. Моросил мелкий и частый дождик. Над полуразрушенным поселком, над широкой гладью Невы повис густой, серый туман. Пахло дымом и гарью. Фашисты, боясь ночных атак, каждую ночь сбрасывали осветительные бомбы и стреляли по домам поселка зажигательными снарядами.　

Прозвучал сигнал подъема. Юнги окружили комиссара Зеленкова. В полинявшей от солнца гимнастерке, крепкий, загорелый, стоял он перед ними с зажатой в руке фуражкой. Внимательно осмотрел молодых балтийцев, притихших и серьезных, взволнованно заговорил:　

— Друзья мои, сегодня у нас боевой экзамен. Сдавать его пойдем вместе. Это будет бой за наш родной и любимый Ленинград. Дадим же клятву отстоять его!　

— Клянемся!　

— Не дрогнем!　

ДРАЛИСЬ ПО-ФЛОТСКИ　

Под прикрытием тумана рота спустилась в глубокий овраг, по дну которого текла маленькая речушка Дубровка. Ноги по щиколотку вязли в сыпучем песке: на плечах лежал тяжелый груз — лодки, доставленные из парков Ленинграда. Над Невой рвалась шрапнель, где-то поблизости неумолчно ухали шестиствольные минометы, бешено строчили пулеметы.　

Вот и берег. Осколки снарядов, шипя, бороздили мокрый песок. На реке вздымались огромные белоснежные фонтаны. Юнги спокойно, как на учениях, спустили баркасы и лодки в воду. Хотя и замирали сердца, и щемящий холодок пробегал по спинам, без суеты, быстро отошли от берега.　

Минута, другая, и вот уже лодки, шурша о песчаное дно, уткнулись носом в пологий грунт у высокого и крутого берега. Высадились без потерь.　

— Молодцы, хлопцы. Неву форсировали хорошо, — говорил Зеленков, обходя бойцов. — Верю, что смело пойдете в бой.　

— Не подкачаем! Дадим фрицам по мозгам! — ответил за всех Алексей Белоголовцев. Высокий, широкоплечий волжанин стоял опоясанный пулеметными лентами, с гранатами за поясом.　

— Силен, боцман! — с восхищением сказал Виктор Шишкин. — Ему не пулемет носить, а пушку. Донесет!　

До атаки оставались считанные минуты. И вот наконец прозвучал голос комиссара:　

— За Родину! За Ленинград!　

— Ура-а-а!.. — взметнулось над берегом.　

Юнги ринулись вперед. Перемахнули капустное поле. Вот и шоссейная дорога. И тут фашисты обрушили на смельчаков шквал огня.　

Залегли балтийцы, начали отстреливаться. Особенно сильным был огонь из подбитого немецкого танка.　

— Выбить гадов! — приказал Павловский.　

Юнги Бар, Милосердов и Поляков по-пластунски подползли к танку и забросали пулеметчиков гранатами. Появились первые раненые — Костя Перцев, Василий Кодин. Широко разбросав руки, как бы обнимая землю, лег навечно Борис Воробьев. К тяжело раненному в живот Володе Кучаренко подползли Борис Долгополов и Николай Бабенко. Володя, прижимая руками живот, тихо стонал. Увидев товарищей, он глазами показал на черневший справа полуобгоревший сарай.　

«Стреляют оттуда», — решил Долгополов и вынул из-за пояса гранату.　

— Погоди-ка, — остановил друга Бабенко.　

Он отполз в сторону, снял каску и приподнял ее на винтовке. Раздался выстрел. Пуля пробила каску.　

— Стреляют бронебойными, — вполголоса сказал Николай.　

Заметив фашистского снайпера, Бабенко долго лежал. затаясь. Наконец гитлеровец на какой-то миг показался в окошке у самой крыши. Этого и дожидался балтиец. Раздался выстрел, и, взмахнув руками, немец упал на землю.　

Смело действовали юнги. Захватив противотанковое орудие. Петр Шевцов, Александр Костыренко и Алексей Белоконь повернули его в сторону врага и открыли беглый огонь по перешедшим в контратаку немцам. В это время рядом с Павловским разорвалась мина. Командир упал. Петр Шевцов метнулся к нему:　

— Товарищ лейтенант!　

Павловский открыл глаза, чуть слышно прошептал:　

— Передайте жене…　

И замолчал.　

Что-то оборвалось в груди Петра. Жгучая злоба охватила юношу. Он поднялся во весь рост и бросился навстречу фашистам. Над полем боя раздался его громкий призыв:　

— За командира! Бей фашистскую сволочь!　

Это была тяжелая, кровопролитная схватка. Ловкость и смелость победили силу и опыт. Фашисты были выбиты из окопов у узкоколейки и шоссейной дороги. Моряки вплотную