Руфь Рома - Повесть и рассказы

Я сразу влезла на маленький сарайчик, который стоял под деревом у забора. С забора я дотянулась до первой толстой шершавой ветки, перебросила через нее ноги, посидела верхом, увидела на чужом дворе двух маленьких мальчишек, остолбенело глазевших на меня, и полезла дальше. Ветки делались все тоньше, а ствол шатался и стал гладким на ощупь. Повернувшись к нему спиной, я уселась поудобнее, стала осматриваться и… чуть не свалилась с дерева: в одном из окон я встретилась глазами с Софьей Петровной. Она стояла у черной доски с длинной палкой в руке. За партами сидели девочки в синих платьях и, вытянув шеи, смотрели на меня во все глаза. Внезапно Софья Петровна бросилась к окну, а девочки вскочили и побежали к дверям. Я хотела быстро слезть, но никак не могла нащупать ногой нижнюю ветку. Когда я наконец встала на нее, то увидела, что все девочки, с Софьей Петровной, стоят внизу во дворе.

— Слезай, Тина! — крикнула Софья Петровна. — Что это ты выдумала? Не торопись! Слезай осторожней! Как ты туда забралась? Просто уму непостижимо. Осторожней!

«Осторожней, осторожней, а у самой палка! — подумала я. — Чего это она палку держит?»

Не успела я это подумать, как рука моя, соскользнув с влажной после дождя коры, сорвалась, я полетела вниз, пробила тонкую крышу сарайчика и свалилась на что-то колкое, теплое, упругое…

Раздался оглушительный визг, что-то метнулось из-под меня, по моей спине пробежали чьи-то твердые маленькие ножки, что-то затрещало, свет ворвался в сарайчик, и я увидела, что по двору несется огромная свинья, за ней розовой кучкой вприпрыжку скачут поросята, а за ними бегает толстая женщина, размахивает руками и кричит:

— Вот это да! Ну и да! Ай да да! Вот так да!

Девочки в синих платьях подхватили меня и вынесли из сарайчика. Я опять стояла в центре круга, только рядом со мной была Софья Петровна. Она ощупывала меня, тревожно спрашивая:

— Ты не ушиблась? Скажи мне, где больно? Девочки, сбегайте за доктором, он у себя в кабинете.

— Не надо доктора, мне не больно, я только оцарапала ногу, и все. Это очень мягкая свинья.

Все девочки сразу загалдели:

— Чуть Семирамиду не раздавила!

— Поросенков проверьте, тетя Нюра!

— Откуда она взялась?

— С луны свалилась!

Софья Петровна сказала мне строго:

— Чтобы это было в последний раз! Что это за эквилибристика!

Я в то время не понимала слова «эквилибристика», и оно показалось мне очень обидным. Реветь при всех было невозможно. Слезы копились во мне, постепенно наполняли меня, стояли где-то у краев глаз, и я удерживала их, стараясь ни на кого не смотреть.

— Эта девочка после второго урока на первом дворе стояла, — сказала косая девочка, глядя одновременно на меня и на Софью Петровну, — а потом, гляжу, она уже сразу на дереве очутилась!

— Девочки, это моя дочь, Тина, — сказала Софья Петровна. — А сейчас надо заниматься. Идите в класс, я скоро вернусь.

Девочки опять заговорили и стали уходить со двора, пятясь и оглядываясь. Я тоже смотрела на них. Я поняла, что здесь мне не будет скучно.

Софья Петровна крепко взяла меня за руку, отвела домой и сказала:

— Завтра же ты пойдешь в школу.

НА ПОДОКОННИКЕ

У меня была ангина. Я сидела на широком подоконнике одного из окон нашей квартиры в первом этаже старого дома на Мойке.

Обычно в это время я уже бежала в один из старинных садов, расположенных неподалеку, или в прозрачный, продуваемый невским сквозняком садик у Зимнего дворца, или в чопорный Летний сад, украшенный голыми фигурами, на которые я стеснялась смотреть при всех. Зимой эти фигуры прятали в деревянные футляры, похожие на дачные уборные. Но больше всего мне хотелось забежать в Михайловский сад, тенистый и уютный, с неожиданными закоулками, с мелкой речкой без ограды, куда можно было бы окунуть руку или ногу, как на даче.

Но в этот день я сидела на подоконнике и смотрела на мокрую улицу.

Люди, вышедшие утром в легких платьях, доверчиво радуясь солнцу и теплу, бегом возвращались домой, застигнутые внезапным мелким дождем и холодным ветром — спутниками коварной ленинградской погоды.

Вот по мостовой проехал извозчик, в пролетке сидела дама в лиловом фетровом горшке, натянутом на уши.

По гранитным плитам набережной прошел старый стекольщик. Он осторожно, пружиня коленями, тащил на себе плоский ящик с большим стеклом, сквозь которое я увидела, как строгий дом напротив вдруг зашатался и пошел волнами…

По тротуару прошел Валька — мальчишка, живущий где-то за углом. С этим мальчишкой у меня были свои счеты…

Он нес сумку с хлебом. Остановившись под моим окном, он стал вертеть сумкой, как пращой, и раза два чиркнул хлебом по подоконнику. Из сумки выпала булка. Оглянувшись, он поднял ее, вытер о штаны и сунул обратно. Я постучала в стекло, он посмотрел на меня, я показала ему язык, он погрозил мне кулаком.

Но вот дождь перестал. Робкое, невидимое солнце осветило чугунную решетку с узором, похожим на какой-то знакомый цветок, зеленоватую рябую поверхность реки, медленно движущейся на сером фоне гранита.

Люди закрыли зонтики, опустили воротники, повеселели, а какая-то девушка в голубоватом ситцевом платье даже подпрыгивала, напевая. Вдруг она споткнулась, чуть не упала и запрыгала на одной ноге — с другой свалилась туфля. Девушка подняла ее и стала горестно рассматривать, пытаясь приставить отломанный высокий каблук. Потом, опустив руку с туфлей и стоя на одной тонкой ноге, она прислонилась к гранитной тумбе у реки и стала похожа на большую цаплю.

Я посмотрела на свои ноги в тапочках и вспомнила про мамины новые туфли, стоящие под кроватью. Я схватила их и широко распахнула окно.

— Послушайте, тетя! — крикнула я, размахивая туфлей. — Идите сюда!

Девушка подняла заплаканные глаза и с удивлением посмотрела на меня.

— Идите, идите, померьте туфли!

С тем же удивленным выражением лица она подошла ко мне.

— Как же? — спросила она растерянно. — Это чьи?

— Мамины.

— А тебе не попадет? Где твоя мама?

— Ушла.

— Наверное, попадет.

— А вы их скорей принесите.

Девушка надела туфли.

— Как раз! — сказала она, потопав ногами. — Прямо чудо! Откуда ты взялась? Это здорово, как ты меня выручила! А я уж совсем раскисла, не знала, что делать. Чуть не опоздала. Какой номер твоей квартиры?

— Двадцать шесть.

— Ну, я пошла.

И я увидела, как мамины туфли убежали, шлепая по лужам.

Через час пришла мама. Мы сели обедать вдвоем, — папа задержался на работе. Мама, как всегда, стала расспрашивать меня о проведенном дне. Я долго, с подробностями рассказывала ей о том, что было в школе два дня тому назад, потом вспомнила, что в Мойку недавно упала кошка, но про кошку мама не дослушала и спросила: