Дэвид Вейс - Убийство Моцарта

Джэсон пытался пробудить в Деборе любовь к Моцарту, играя ей открытые им шедевры, и говорил: «В сочинении музыки Моцарта еще никто не превзошел», – но видел, что Проявляемый ею интерес не был искренним, потому что она отвечала: «Его музыка приятна, но в ней нет глубины. Вам бы следовало заняться сочинением церковной музыки. Мне сказали, что новое Собрание церковной музыки отличается хорошим вкусом и им довольны. Нужно добиваться, чтобы Общество объявило о вашем авторстве».

Вскоре тем стало известно, что Джэсон Отис – автор гимнов. Его духовные мелодии, – по словам Элиши Уитни «столь приятные для слуха и легкие для исполнения», – сразу стали пользоваться популярностью. Даже церкви, не принадлежавшие и Обществу, захотели приобрести его гимны, a затем, и верующие таких отдаленных мест, как Нью-Йорк, Филадельфия и Чарльстон. И когда понадобилось выпустить второе издание, Элиша Уитни решил поставить, на Собрании имя Джэсона Отиса. Он извлек из этого пользу и для себя. Профессор гордился собой, принимая похвалы за то, что первый открыл столь талантливого композитора.

Новость о том, что банковский кассир сочинил духовную музыку, привлекла к Собранию большой интерес и сильно повысила на него спрос.

Квинси Пикеринг не обратил на это ровно никакого внимания, а Дебора увидела в успехе Джэсона свою заслугу и снова стала к нему нежна и внимательна.

За год Собрание духовных гимнов выходило целых семь раз, автор заработал на нем две тысячи долларов, да и финансовое положение Общества заметно упрочилось.

Как-то в воскресенье после службы профессор предложил Джэсону написать новые гимны, а когда тот заколебался, не зная, что ответить, профессора это явно обеспокоило.

Элиша Уитни, чье сходство со сморщенной старой черепахой стало еще более разительным, сказал:

– Молодой человек, мы готовы повысить вам плату. Разумеется, в пределах разумного.

– Дело не в деньгах, профессор.

Нет, трудолюбивый сын Новой Англии не может оставаться равнодушен к благам, даруемым деньгами, а этот молодой человек проявил много трудолюбия в своих сочинениях, подумал Элиша Уитни. Но вслух сказал:

– В чем же дело?

Как объяснишь профессору, что чем больше он слушает Моцарта, тем сильнее разочаровывается в своих сочинениях и тем больше его тянет посетить те места, где родилась эта божественная музыка. Джэсон сыграл Элише Уитни несколько сонат Моцарта, но профессор остался к ним глух, объявив, что они не идут ни в какое сравнение с духовной музыкой Генделя. А использовать мелодии Моцарта для своих гимнов Джэсон не решался. Это было бы святотатством. В поисках отговорки Джэсон неожиданно для себя сказал:

– Я подумываю предпринять путешествие в Старый Свет. Мне хотелось бы повидаться с некоторыми европейскими музыкантами.

И тут он вспомнил, что Общество намеревалось заказать господину Бетховену ораторию.

– Знают ли Пикеринги о вашем намерении поехать в Европу?

– Я хотел сначала посоветоваться с вами, профессор.

– Почему?

– Я мог бы посетить Бетховена. Ваше рекомендательное письмо пришлось бы весьма кстати.

– Бетховен оставит его без внимания. У нас никогда не было с ним личной переписки.

– Но он не оставит без внимания заказ Общества, профессор.

Элиша Уитни не стал развивать дальше эту тему, а только заметил:

– Если вы решите посетить Старый Свет, я обращусь к Квинси Пикерингу с просьбой предоставить вам отпуск. К сожалению, многие энергичные и подающие надежды молодые люди жертвуют своим будущим в погоне за несбыточными мечтами.

– Как обстоят дела с заказом оратории Бетховену?

Джэсон, погруженный в задумчивость, невольно вздрогнул. Мюллер повысил голос, и Джэсон вернулся к действительности. Взволнованный всем тем, что он узнал о Сальери, он забыл сообщить старому музыканту о письме, полученном от Общества. Элиша Уитни, не упускавший из виду и собственные цели, оказался ему весьма полезен.

– Мне придется, возможно, кое в чем уступить, – сказал Джэсон.

– В Вене у вас появится возможность встретиться и с другими людьми.

– Например, с Сальери?

– Сальери, считайте, уже мертв. Никто его больше никогда не увидит.

– Тогда к чему мне ехать в Вену?

Мюллер взял щепотку табаку, поправил свой старомодный парик, потеребил серебряные пуговицы на камзоле и ответил:

Господин Бетховен очень хорошо знал Сальери. Сальери был его любимым учителем. Насколько мне известен характер Бетховена, он будет со всей страстью защищать своего учителя.

Значит, вы полагаете, что я твердо решил расследовать обстоятельства смерти Моцарта?

Сейчас для этого самый подходящий момент. После признания Сальери и его попытки к самоубийству Вена, должно быть, полна всяких слухов и разговоров. В такое время вам наверняка удается разузнать скрытые доселе вещи.

Путешествие предстоит нелегкое.

Во времена Моцарта оно было куда труднее. В теперешних каретах не гуляют сквозняки, да и рессоры стали получше, Вот увидите, все будет в порядке.

Глупо скрывать свою заинтересованность, однако…

Не отказывайтесь, иначе потом пожалеете, – уговаривал Мюллер. – Еще живы многие из тех, кто знал Моцарта и Сальери. Кто поручится, будут ли они живы через год-два. Мой брат Эрнест пишет, что Бетховен прихварывает. Да и сам Эрнест, который может вам многое рассказать о Моцарте и Сальери и устроить встречу с господином Бетховеном, тоже уже немолод и подвержен болезням. Ну, а сестры Вебер, три сестры, что связали свою жизнь с жизнью Моцарта; его жена, Констанца, ее старшая сестра Алоизия – первая его любовь, что ни для кого не секрет, – и третья, младшая сестра Софи, на чьих руках он умер. Все они уже в преклонных летах. Скоро старость и болезни многое сотрут в их памяти, а смерть вообще все предаст забвению. Родная сестра Моцарта, Наннерль, сильно болеет, и, говорят, дни ее сочтены. А сколько ценного можно у нее узнать! Если вы искренне желаете встретиться с людьми, знавшими Моцарта и Сальери, вам следует торопиться. К примеру, Лоренцо да Понте, который был близко знаком с обоими и писал для них либретто, ему должно быть уже под восемьдесят.

– Да Понте был соотечественником Сальери?

– Сальери ввел его в венские музыкальные круги. Да Понте считался непревзойденным мастером интриги. Пожалуй, и не найдешь другого, кто знал бы столько о Моцарте и о Сальери. Он теперь живет в Америке, в Нью-Йорке.

– А захочет ли он со мной говорить, господин Мюллер?

– Он готов говорить с каждым, кто изъявит желание его слушать.

– Вы его знали?

– В музыкальных кругах Вены его знали все. Это был замкнутый мирок, ограниченный с одной стороны собором святого Стефана, с другой – Дунайским каналом, с третьей – династией Габсбургов и их дворцом Гофбург, а с четвертой – Бургтеатром, где ставилось большинство опер.