Ирина Винер: Я – никто. Автобиография легендарного тренера - Ирина Александровна Винер-Усманова

Лучше всего спалось на двух приставленных друг к другу широких и мягких креслах. Отбить их считалось большим везением. Если отбить не удавалось, я спал на диване или на полу.

Гимнастки были сильными и обладали сверхспособностями. Гибкие, с сумасшедшей растяжкой, и, самое неприятное, они хорошо владели предметами. Гимнастка в боевой позе – это примерно как каратист c нунчаками, только вместо нунчак – булавы. «Вырубить» такую гимнастку тяжело. К тому же девочки профессионально пользовались лентой, запросто скручивали меня и привязывали к стулу. Это не обижало, делало крепче. Когда с детства живешь в коллективе, ощущаешь себя человеком, который постоянно должен бороться.

Венера Зарипова:

Мой первый тренер Ольга Васильевна Тулубаева много раз повторяла: «Венера, в Учкудуке ты ничего не достигнешь. С твоими данными тебе надо тренироваться в Ташкенте». Повезла меня к Винер. Ирина Александровна посмотрела, сказала: «Талантливая девочка. С удовольствием поработала бы с ней».

Расставаться с первым тренером не хотела. Я очень преданный человек. Год Ольга Васильевна убеждала меня и вряд ли бы убедила, но однажды объявила: «Ухожу в декрет, так что езжай». Не оставила мне выбора.

Стою в Ташкенте на улице, жду. Из такси выходит необычайной красоты молодая женщина. В белом платье, на высоких каблуках, в больших солнцезащитных очках. Кудрявые черные волосы. Ирина Винер, старший тренер сборной команды Узбекистана по художественной гимнастике. Ей тридцать лет. Львица, которая обязана доказать сначала Советскому Союзу, а затем всему миру, что она лучшая.

Отправились в зал. Ирина Александровна проверила мои данные и подтвердила: «Буду оформлять тебя в интернат для детей-спортсменов». Получить место в интернате было нелегко. Винер ходила по инстанциям, говорила, что я, тринадцатилетняя девочка, стану звездой, что вместе со мной она выведет сборную Узбекистана на совершенно новый уровень. Обещала, что я смогу завоевать медали чемпионатов СССР, Европы и мира.

Место дали, но вскоре Ирина Александровна переселила меня к себе – иначе никакой нормальной работы не получилось бы. Дорога от интерната до зала отнимала полтора часа. Я ехала на трамвае или автобусе, затем на метро. Тренировка начиналась в шесть утра, выходила в половине пятого. Вечером мы заканчивали и в девять, и в десять. Опять полтора часа на дорогу, а в четыре уже вставать.

Я была первой, кого Винер взяла из другого города. До этого она занималась только с ташкентскими гимнастками.

Марина Николаева:

Я приехала в Ташкент из Термеза, маленького городка на советско-афганской границе. Мой папа – военный, мама – тренер по художественной гимнастике. Мы жили в глинобитном доме. Все вокруг было бедно. Однообразная гарнизонная жизнь. Тренировались в приспособленной под «спортивный объект» церкви.

С первыми войсками папа попал в Афганистан, а через какое-то время в Ташкенте проводили соревнования. Оставить меня было не с кем, и я напросилась выступать. Делать ничего не умела, но что-то во мне, девятилетней, Ирина Александровна увидела. Проверила гибкость, растяжку, сказала: «Улыбнись. – И подошла к моей маме. – Хорошая у тебя дочка, выразительная. Могу с ней поработать». Это было здорово и перевернуло всю мою жизнь. Я стала подолгу жить у нее.

Когда шли с тренировки, Винер озадачивалась тем, что мы подустали, и вела на базар, к бесконечным роскошным рядам фруктов, изюма, орехов и кураги. Вернувшись домой, готовили уроки. Она за этим следила, но с нами за учебники не садилась. Считала, что сами справляться должны. На ночь давала большую пиалу молока.

10

Талантливые девочки должны были находиться около меня, ездить со мною в зал, соблюдать режим дня, правильно питаться. Это были дети мои. Я следила за их учебой, бытом, готовила для них. Всегда они были ухоженные, присмотренные.

Никогда в жизни я не слышала от моей мамы упрека в том, что забочусь о девочках даже в ущерб своему сыну, покупаю им одежду, оплачиваю разговоры по межгороду, помогаю родителям. Мама понимала: чтобы ребенок мог добиваться того, на что способен, нужны все условия. Если удавалось достать икру и Антон брал ее из холодильника, я говорила: «Нет, не тебе, девочкам, они тренируются». До сих пор чувствую себя виноватой перед сыном. Все самое лучшее было не для него.

Антон Винер:

Несмотря на тотальный дефицит, у нас были и крабы, и мясо, и рыба. Мама переплачивала, но покупала. У нее было четкое понимание: еда – это топливо для тех, кто выступает.

Лучшее доставалось спортсменкам, а я зарабатывал право на деликатес, когда совершал какой-нибудь хороший поступок. Реализация права полакомиться тоже требовала сил. Холодильник находился на прицеле у девочек, никогда не страдавших от отсутствия аппетита.

Квартира была пристанищем не только гимнасток. Ирину Александровну с самой юности интересовали люди, обладающие даром управлять сознанием других, эзотерика и всевозможные технологии такого рода. Люди с паранормальными способностями приходили часто.

Еще у нас жили цыплята. Лет в девять я их зачем-то завел. Лоджия с цыплятами была моя, еще одна лоджия – мамина. И был подвал, который вырыла бабушка. Это было популярно – вырыть тайный подвал. Как будто увеличивается площадь. Там стоял самогонный аппарат, и по ночам бабушка варила самогон. Не знаю, шел ли он на продажу, но все вокруг были довольны.

Маму Ирины Александровны, Зою Зиновьевну, я никогда не называл бабушкой. Она не производила впечатление бабушки, все время работала. Главное, что было у нее в жизни, – это желание дать детям все лучшее. Она жила для детей. Я называл ее Зоя.

Когда в детском саду меня попросили нарисовать свою семью и я нарисовал человечков, оказалось, что один заметно отличается от других, держит в руках огромные сумки. Так я изобразил Зою. Она всегда что-то нам приносила.

Одно время была торговым агентом. Продавала то, что мама привозила из других городов, а в Ташкенте было большим дефицитом. Каждую субботу и воскресенье после дежурства Зоя переодевалась в черное пальто, черный платок, черные очки и шла на рынок. За такую предпринимательскую деятельность можно было сесть в тюрьму по статье «спекуляция».

Как-то во втором или третьем классе, придя из школы, я спросил:

– Зоя, ты что, спекулянтка?

– Да, – ответила она мне. – Но знаешь, почему