Варвара Самсонова - Дочь Сталина

Неизвестно, как Екатерина Георгиевна отнеслась к тому, что ее сын встал на путь революционера-подпольщика, скорее всего, неодобрительно. Но что она могла поделать? Характер у него был на редкость упрямый. Он рано покинул ее.

Летом 1903 года она приезжала к нему на свидание в Кутаисскую губернскую тюрьму. Как оно происходило, мы не знаем, вполне возможно, Екатерина Георгиевна упрекала сына за то, что он подверг себя таким испытаниям. Между прочим, после 1903 года встречи матери с сыном можно по пальцам пересчитать: их было четыре или пять, не больше.

Есть отдельные свидетельства, что Сталин относился и к матери с той холодностью, которую он вообще распространял на окружающих его людей, за исключением жены Надежды и дочери Светланы. А. Ю. Ларина в «Незабываемом» пишет, что он как-то позвонил Бухарину и выговорил ему за то, что в одной известинской статье сказано, что мать называет вождя «Сосо».

«— Это еще что такое за Сосо? — вопрошал разгневанный Сталин. Непонятно, что его разозлило. Упоминание ли о матери, которой он никогда не оказывал внимания (как я слышала), или он считал, что и мать тоже должна была называть сына «отцом всех народов» и «корифеем науки».

Антон Антонов-Овсеенко подтверждает эти слова:

«Однажды в 1927 году, прибыв в Тифлис и увидев среди встречающих на вокзале свою мать, Сталин воскликнул: «Ты тоже здесь, старая б…?!»

К Екатерине Георгиевне были приставлены две доверенные коммунистки. Этим женщинам поручили заботиться о матери генсека. Одна из них, по имени Цецилия, вспоминала позднее и о таком эпизоде. Втроем они ездили в загородную резиденцию Сталина. В нескольких километрах от Тифлиса, в горах, легче было переносить летний зной. Немногим выше, в местечке Манглис, в летнее время партийные активисты занимались на курсах.

Вилла Сталина в Коджори была довольно просторной. Соратники собирались в большой жилой комнате, которая соединялась с его кабинетом. В тот день там находился Филипп Махарадзе, председатель ЦИК Грузии. Увидев мать, Коба решил подшутить над ней: «Ты что, Филипп, все еще эту старую б..?» Махарадзе плюнул, опрокинул стул, вышел из кабинета. В жилой комнате, которая в это время была полна гостей, он дал волю своим чувствам: «Что же это за генсек? Он всего лишь грубый кинто». Но уличный весельчак кинто, постоянный герой грузинских анекдотов и полууголовных историй, — это сущий ангел в сравнении с Кобой…

Однажды в начале двадцатых годов, когда дома в Кремле у Сталина был философ Я. С. Стэн, генсек познакомил его с матерью: «Ян Эрнестович, правда, ей надо подобрать хорошего мужа?»

Возможно, Сталин время от времени и в самом деле позволял себе в возмутительном тоне отзываться о матери, — то же он делал и в отношении жены, к которой был привязан… До нас не дошли письма, написанные Иосифом Виссарионовичем матери.

Это коротенькие записочки, содержанием до смешного дублирующие друг друга. «Во первых строках» — приветствие, затем неизменный вопрос о здоровье, затем пожелание «живи тысячу или десять тысяч лет». Иногда в эти скупые строки вкрапливается благодарность за присланное Екатериной Георгиевной варенье или же сообщение об отправке какой-то суммы денег для ее личных нужд.

И можно было бы отмахнуться от этих записочек, как от попытки формального выполнения долга перед матерью, если бы не нежность, которая ощущается в этих строках…

Начать с того, что Сталин странно, необычно приветствует ее — «Здравствуй мама — моя!». Так везде, во всех письмах. Он как будто гордится тем, что эта женщина, которой он пишет письмо, и в самом деле его мать, самое родное существо на свете. И как будто хочет дать ей почувствовать эту гордость.

Сохранились довольно многочисленные письма его жены Надежды к Кэтэ — очень подробные, очень содержательные послания. Вероятно, Надежде Сергеевне хотелось угодить мужу, выказывая внимание к свекрови. Возможно, он интересовался, написала ли она письмо его маме.

Надежда Аллилуева, что естественно, не всегда откровенна с матерью своего мужа. Она не хочет огорчать ее описанием ссор, случаев несогласия со Сталиным, которые имеют место. Напротив, Надежда Сергеевна всячески дает почувствовать Кэтэ, что у них дома все хорошо, все очень благополучно. Особенно ее стремление оберегать покой матери Иосифа чувствуется в письме от 14 апреля 1926 года, которое мы приводим не полностью.

«Дорогая мама Кэтэ!

Не сердитесь, что я так долго ничего не писала. Оправдаться не могу ничем, кроме того лишь, что я большая лентяйка, за что меня можно поругать.

Недавно я родила вам внучку, очень хорошую девочку, которую зовут Светланой. Родилась она 28/2 в 3 часа ночи. Когда она подрастет, сниму ее и пошлю Вам карточку…

Ваша Надя».

Надежда Сергеевна в это время переживала семейную драму. Она предприняла попытку уйти от Сталина. Но об этом она, конечно, умалчивает. Напротив, чтобы не бросить тень на свою семейную жизнь, называет себя «лентяйкой» — как раз лени-то в ней не было совершенно.

Зато Сталин — несмотря на то что он пишет маме весьма кратко — куда более откровенен. Он может с нею, как с родным существом, поделиться своей болью, которую принесла ему смерть жены. Зная уже его сдержанную, сухую натуру, понимаешь, что подобная откровенность многого стоит… Значит, он и в самом деле питал доверие к матери. Это — в-третьих.

В-четвертых, как-никак он все-таки заботится о матери. Этого у него не отнять. Он время от времени посылал ей деньги, несмотря на занятость. С его помощью она переехала в столицу Грузии.

Также надо отметить, что чем выше поднимается Иосиф Виссарионович по служебной лестнице, тем нежнее становятся его письма. Последние Сталин подписывает уже не просто «твой Сосо», а «твой сын Сосо».

В подтверждение всего вышесказанного приводим эти письма:

«16 апреля 1922 года.

Мама — моя!

Здравствуй!

Будь здорова, не допускай к сердцу печаль. Ведь сказано: «Пока жив — радовать буду свою фиалку, умру — порадуются черви могильные…»

«1 января 1923 года.

Мама — моя!

Здравствуй!

Живи десять тысяч лет.

Целую.

«26 февраля 1923 года.

Мама — моя!

Твои письма получили.

Желаю здоровья, твердости. В ближайшее время увидимся. Живи тысячу лет.

Целую.