Записки из Тюрьмы - Бехруз Бучани

Заключенный без колебаний целует ствол – с большого расстояния пальмовые ветви выглядят так, словно их любовно ласкает легкий ветерок. Этот поцелуй придает особое великолепие и красоту ветвям и плодам кокосовой пальмы и нежному бризу, струящемуся между ними. Поделившись поцелуем, узник отпускает ствол и смотрит на Носорогов. Он сжимает руки в кулаки, оставляя свободным только указательный палец, словно диктатор, отдающий охране приказ, и заявляет: «Слушайте, все, слушайте. Я – пророк».

После этих слов он внезапно переходит от первоначальной властной манеры к возвышенному образу проповедника, взывающего к последователям. На этот раз он провозглашает более умиротворяющим тоном: «Я пророк. Я пребуду здесь до тех пор, пока не наставлю всех на путь истинный. Мои спутники, мои возлюбленные ученики, что всегда сопровождали меня, мои ученики, которые, я знаю, никогда меня не оставят… вот и настал день возмездия. Настал день отомстить тем, кто отверг добродетель, заменив ее беззаконием. Настал день отмщения тем, кто прошлой ночью убил мою жену и забрал мое дитя, как военный трофей».

Только Носорог, держащий рацию, продолжает что-то в нее бормотать. А другие Носороги, совершенно сбитые с толку, замерли, уставившись на заключенного. Они стоят и просто пялятся на него, а некоторые светят на него фонариками, чтобы засвидетельствовать сие событие. Теперь они в совершенно ином эмоциональном и ментальном состоянии, чем когда прибыли сюда.

Узник продолжает: «Мы все люди. Люди должны заботиться о других людях. Это праведный путь. Беда человечества – во вражде. Людям не нужны тюрьмы. Они не должны враждовать друг с другом. И не люди тоже. Например, эта кокосовая пальма. Эта пальма – тоже человек. Эта пальма – моя возлюбленная. Разве не правда, что нечестивый среди нас убил мою жену? Однако эта кокосовая пальма сегодня возносится в бездну беззвездных небес, воплощая душу моей жены. Да. Мои спутники. Люди должны заботиться о других людях. Но не враждовать с ними. Сегодня, ученики мои, день отмщения. Поэтому я, в традиции Моисея; в традиции Иисуса; в традиции пророка этого века, в этот день, на этом самом месте, рядом с этой кокосовой пальмой и рядом с моей возлюбленной, открываю всем и каждому из вас эту истину: люди должны заботиться о других людях, а не враждовать с ними. Я призываю вас признать это».

Один из Носорогов пытается начать с ним диалог такими словами: «О чем ты просишь, одеться как хороший маленький мальчик и лечь в кроватку баиньки?»

Пророк отвечает; его настроение снова изменилось: «Эй, папу, ты знал, что ты – самый уважаемый человек на этом острове?»

Ясно, что мышление Пророка в плане географии и местности до сих пор хорошо работает. Также ясно, что он отлично понимает культурную самобытность тех, с кем он имеет дело; эта реплика означает, что Пророк находится в гармонии с миром обычных людей и самой землей, на которой стоит.

Он продолжает: «Я знаю, что ты – самый почитаемый человек на этом острове. И я также знаю, чем пахнут ботинки, которые ты носишь. Я знаю, что они воняют дерьмом и скверной. Но это не важно. Что важно, так это простая истина: люди должны заботиться о других людях, а не враждовать с ними. Ты хороший человек, но мне было явлено откровение, что однажды демонические сановники прикажут тебе убить меня. Не бойся. Я не говорю, что ты убил мою жену. Однако прямо здесь, рядом с этой кокосовой пальмой, олицетворяющей мою возлюбленную, я обвиняю тебя в том, что однажды ты будешь обманут и нападешь на меня. Ты вкусишь дьявольский плод, а затем набросишься на меня».

Как только Пророк заканчивает эту проповедь, он снова обнимает пальму и одаривает ее серией поцелуев. Затем он возвращается в исходное положение и ревет: «Примите это, примите, что это дерево – мой страж. Это дерево – мой спаситель. Я хочу впитаться в его ствол. Я. Я».

Он повторяет слово «я» с поразительной силой и властностью, словно отдавая приказ.

Папу остолбенел. Это пророчество об убийстве наверняка его напугало. Но в то же время папу проявляет к Пророку милосердие и доброту, ведь ему льстит, что к нему обращаются как к «самому уважаемому человеку на острове». Папу двигает руками так, словно хочет одновременно обнять Пророка и заковать в наручники, несколько раз негромко обращаясь к заключенному: «Брат, брат, отойди от пальмы. Иди сюда. Вернись в свою комнату».

Пророк перебивает его, крича ему в ответ: «Ты убил мою жену? Да, это ты убил мою жену?» Он двигается к папу, держащемуся от него на разумном расстоянии. И на полпути его накрывают Носороги, в мгновение ока прижав его к земле и заломив руки. Они действуют быстро и жестоко. Пророк для них – всего лишь кусок мяса, придавленный весом их рук и ног. Две могучие руки удерживают голову Пророка; их кулаки вцепились в его короткие волосы и шею. Он пригвожден к земле.

Я даже представить не могу, с какой силой они вдавили Пророка лицом в эту твердую и грубую, как наждак, поверхность. Каждая часть его тела под полным контролем их мощных копыт, а один из Носорогов еще и давит коленом ему в спину. Теперь Пророк не может сдвинуться ни на дюйм. Сокрушительная жестокость этой меры пресечения, вероятно, вызвана их отступлением перед хлестким ударом его ноги. В любом случае это лишь оправдание, которое придумывают для себя Носороги. Их принцип таков: на силу нужно отвечать силой. На самом деле степень насилия, примененного к телу Пророка, эквивалентна власти, которую он у них отнял.

Цель всех этих действий – уничтожить его, и я думаю, что они успешно ее достигли. Еще несколько мгновений назад он был Пророком, теперь он просто раздавлен.

Когда лицо Пророка вдавливают в землю, он громко кричит. Он несколько раз зовет мать, не упоминая имени женщины. Он лишь взывает: «Мама, мама!» Но когда он пытается выговорить «мама», его голос обрывается на середине слова из-за того, что его губы прижаты к земле. Его слова гаснут на этой жесткой поверхности.

Носорог, придавивший коленом спину Пророка, со странной решимостью усиливает давление. Пророк пытается сообщить о боли, причиненной его телу. Он прерывисто бормочет: «Мои руки, моя шея, моя спина!»

Судя по всему, папу сейчас испытывает всплеск эмоций: теперь его поза выражает милосердие и жалость, а прежние опасения рассеялись. Он раскрывает объятия, желая освободить Пророка из-под копыт Носорогов. Но папу лучше остальных знает,