Великие джазовые музыканты. 100 историй о музыке, покорившей мир - Игорь Владимирович Цалер

года: «Нечеловеческий бас ревет английские слова, оглушает какая-то дикая труба, напоминая крики обездоленного верблюда, грохочет барабан, верещит скверненькая дудочка, раздирая душу, крякает и гнусаво гудит саксофон. Раскачивая жирные бедра, шаркают и топают тысячи, десятки тысяч жирных ног». Примерно такой многие десятилетия оставалась официальная позиция советских идеологов относительно джаза.

Не будем судить пролетарского классика слишком строго. Во-первых, неизвестно, какая часть этого текста принадлежит именно ему, а какая — добавлена для сгущения красок не в меру ретивыми редакторами «Правды». Во-вторых, у Алексея Максимовича были личные причины недолюбливать буржуазную массовую культуру: во время написания статьи писатель жил в Италии, и первый этаж просторного дома занимал его сын, который имел обыкновение по ночам устраивать вечеринки с друзьями и девчонками, крутя на патефоне фокстроты. К тому же многие образцы эстрадной музыки 20-х годов и впрямь были далеки от высоких эстетических идеалов.

Тем не менее цитаты из этой эпохальной статьи много лет служили подтверждением совершенной чужеродности джазовой музыки и советского искусства. Некто М. Сокольский в газете «Советское искусство» от февраля 1952 года вторит мнению Горького: «Сама по себе эта джазовая музыка есть полнейшее отрицание всего положительного, что было в музыкальной культуре прошлого. Больше того, это не только отрицание классической музыкальной культуры, это, по существу, отрицание музыки как таковой». И подытоживает: «Джаз — это музыка духовного порабощения». Это написано в 1952 году, когда на подъеме были бибоп и кул-джаз, а Майлз Дэвис уже выпустил знаменитую серию пластинок Birth Of The Cool.

Несмотря на нападки, эстрадная музыка с элементами джаза чувствовала себя в СССР неплохо вплоть до окончания Великой Отечественной войны. Осенью 1922 года в Москву из Парижа вернулся из эмиграции поэт, переводчик и танцор Валентин Парнах. С собой он привез саксофон, банджо, целую ударную установку — и пластинки с джазом, которые разучили московские музыканты. Парнах даже устроил 1 октября 1922 года концерт «Первого в РСФСР эксцентрического оркестра» в зале Центрального техникума театрального искусства (ныне ГИТИС), а позже перешел вместе с оркестром в театр Всеволода Мейерхольда, где пришелся ко двору со своими эксцентричными хореографическими этюдами и игрой на «шумовых» инструментах.

В 1929 году вышла и первая советская джазовая пластинка — «Аллилуйя», записанная первым в Союзе профессиональным джазовым коллективом «АМА-джаз» («АМА» — это Ассоциация московских авторов) под управлением пианиста и студента консерватории Александра Цфасмана. Именно эта популярная мелодия звучит во время визита Азазелло (в виде воробья) к профессору Кузьмину в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита», а также на балу у Воланда. Выходец из украинского еврейского местечка, Цфасман был первой советской джазовой звездой: на концерты его оркестра в саду «Эрмитаж» выстраивались очереди, а его пластинки с легкими эстрадно-джазовыми пьесами даже продавали на черном рынке.

В середине 30-х олицетворением «советского джаза» стал эстрадный певец Леонид Утесов, прославившийся после громового успеха музыкальной комедии «Веселые ребята» (1934) вместе со своим ленинградским оркестром, который он относил к направлению «теа-джаз» («театральный джаз»). Кстати, первоначальным названием этого фильма было «Джаз-комедия», но его поменяли на простеньких «Веселых ребят» по настоянию Максима Горького. Пластинки с джазом в то время были вполне доступны, главным хитом эпохи было танго «Утомленное солнце» польского композитора Ежи Петербургского в исполнении оркестра Александра Цфасмана, который с 1939 года состоял в штате Всесоюзного радиокомитета и играл свою музыку по радио на всю страну.

Тот же год стал роковым еще для одного джазового коллектива: во время вторжения вермахта в Польшу на территорию Белоруссии в полном составе переместился оркестр трубача Адольфа Эдди Рознера — берлинского трубача еврейского происхождения, спасавшегося от нацистов в Польше. В годы войны элегантный чужак Эдди Рознер приобрел колоссальную популярность: его оркестр исполнял самый настоящий свинг. Правда, в 1946 году знаменитый джазмен после попытки полулегально вернуться в Польшу был арестован НКВД, приговорен к 10 годам лагерей и отправлен на Колыму. После освобождения Эдди Рознер собрал новый коллектив, который снялся в фильме Эльдара Рязанова «Карнавальная ночь» (1956) — правда, без своего руководителя.

Во время войны на фронте и в тылу играли и Эдди Рознер, и Александр Цфасман. Последний из-за невозможности возить по окопам рояль за месяц освоил аккордеон. Так как американцы теперь считались союзниками, джаз был признан более-менее терпимым. Огромной популярностью пользовался показанный в СССР фильм «Серенада Солнечной долины» с участием оркестра Глена Миллера. Леонид Утесов записал на русском языке американскую свинговую песню Comin' In On A Wing And A Prayer («крыло и молитва» из названия превратились в поговорку «на честном слове и на одном крыле»), а Александр Цфасман выслал ноты своего «Интермеццо для кларнета с оркестром» знаменитому свинговому кларнетисту Бенни Гудмену. Американец с благодарностью принял посвящение.

Когда началась холодная война, для джаза в СССР наступила «эпоха разгибания саксофонов»: буржуазная музыка, даже название которой улетучилось из официального контекста, была признана формалистической и чуждой советскому народу (заодно с Дмитрием Шостаковичем и Сергеем Прокофьевым). Оркестры переименовали в «эстрадные» и запретили использовать западный репертуар в ресторанах и на танцплощадках, из обихода исчезли саксофоны и даже шестиструнные гитары — на всякий случай. Зато в 1947 году из Шанхая в Казань прибыл джазовый оркестр под руководством Олега Лундстрема, состоящий из выросших в Китае детей инженеров Китайской Восточной железной дороги. Через десять лет оркестр переедет в Москву.

Кстати, советские власти воспринимали джаз в качестве западной пропаганды не на пустом месте. Известно, что в разгар холодной войны Госдепартамент США разработал проект «Послы джаза» — идеологическое оружие против СССР. В рамках проекта в 1961 году Советский Союз посетил оркестр кларнетиста Бенни Гудмена. На приеме в посольстве США «король свинга» пожал руку Никите Хрущеву и воскликнул: «Значит, вы тоже любите джаз!» Но советский лидер осек музыканта: «Нет, я люблю хорошую музыку». В 1971 году в Советском Союзе с огромным успехом гастролировал сам Дюк Эллингтон: в Ленинграде группа местных музыкантов поприветствовала выходящего из самолета Дюка пьесой When The Saints Go Marching In.

Любители джаза из Советского Союза умудрялись в условиях информационной блокады узнавать о джазе все больше — из западного радио или из лекций, которые проводились, скажем, в ленинградском джаз-клубе в Кировском дворце. Гостивший в СССР кларнетист Бенни Гудмен удивлялся: «Если в некоторых странах, как, например, Ирак или Афганистан, концерты предваряли рассказы о том, что такое джаз, то в России это было не нужно. Армия поклонников джаза, который являлся культурой советского андеграунда, была столь велика, а знание столь глубоко, что ничего, кроме музыки, было