Грезы президента. Из личных дневников академика С. И. Вавилова - Андрей Васильевич Андреев

на свежевымытые полы в избе, русские и черемисские бабы и мужики (положим, мужиков сейчас почти не видно) в белых рубахах, с вышитыми подолами, в чистеньких лаптях. Не хватает только церквей да колокольного звона. Земляника на базаре. На заседании Ученого совета в Оптическом институте в окно всовывается голова, предлагающая купить молока. Здесь жить легче, легче и умирать.

11 июля 1942

Абстракционные способности человека очень ограниченны. Можно представить мир пустым, но это и все, всякие дальнейшие фантазии только вариации на темы, в изобилии имеющиеся кругом. ‹…› Вот почему философия бесплодна. Все равно выскочить за природные стенки не удается.

А между тем как странны эти атомы, фотоны, протоны, h, g, c и пр.!

Человеку (философу) хотелось бы быть Богом, чистым могущественным сознанием, понимающим и создающим все от начала до конца. На самом деле – мразь и, видимо, надо покорно жить, как живут вот черемисские скромные лошаденки, выполняющие все свои обязанности и тихо околевающие вовремя.

Сознать себя винтом в природной машине и ни на что больше не претендовать.

Конечно, в мире происходит какое-то грандиозное эволюционное действие, неведомо почему происходящее. Развитие сознания – едва ли случайный лишай и «болезнь», вероятно, это важнейшее звено эволюции. ‹…›

Все это слишком примитивно, и это может быть совсем не ясно.

Жить разучился, а мысль останавливается.

В том-то и дело, что люди для чего-то живут, но это «для чего-то» совсем не совпадает с индивидуальными стремлениями, так же как личные желания курицы или петуха не совпадают с намерениями хозяина. Сознание играет большую роль в намерениях хозяина, но курице оно принесло бы только горе. Вдобавок совершенно статистический взгляд на вещи у хозяина. А в статистике индивидуальное ни при чем.

19 июля 1942

Позавчера сон, сильный, резкий. Какое-то явно враждебное общество сельскохозяйственных людей и вот Николай, шепчет, что свободен, в каком-то полуарестантском одеянии защитного цвета. «Весь мой труд сосчитали сорными травами». Необычная острота чувства во сне.

Вчерашняя ночь – какой-то странный сон с револьвером в крови.

9 августа 1942[299]

«В болезненном состоянии сны отличаются часто необыкновенною выпуклостью, яркостью и чрезвычайным сходством с действительностью. Слагается иногда картина чудовищная, но обстановка и весь процесс всего представления бывают при этом до того вероятны и с такими тонкими, неожиданными, но художественно соответствующими всей полноте картины подробностями, что их и не выдумать наяву этому же самому сновидцу, будь он такой же художник, как Пушкин или Тургенев. Такие сны, болезненные сны, всегда долго помнятся и производят сильное впечатление на расстроенный и уже возбужденный организм человека».

Ф. М. Достоевский. «Преступление и наказание»

9 августа 1942

По дороге и в Казани перечитывал «Преступление и Наказание». Не читал, может быть, лет 25, и впечатление потрясающее. Это как художество и глубина сна. И совсем современное. Повесть о немногих благодетелях, захвативших право вертеть котлетную машину истории.

Сдал биографию П. П. Лазарева[300]. Вышло фальшиво. Человек он был мелкий, зачем-то и почему-то поднятый на башню, с которой его сбросили. В сущности, его деятельность – тяжелая и даже жуткая страница из истории нашей науки. 6 августа – 2 года ареста Николая. Целый день ходил сам не свой. Приехавшие из Москвы рассказывают, что будто бы американский посол, приехав в Москву, первым делом обращался с просьбой о его освобождении. Тоже жуткая страница из истории науки, да и просто людей.

Дождь, на базаре исчезает малина.

14 августа 1942

Прочел «Преступление и наказание». Это – кусок души, совсем не похоже на «художественное произведение» – живой, подлинный документ. Дневник проникновеннейшего человека. Дневник о человеке огромного сознания и с потерянным ощущением жизни. В этом и разница Раскольникова с «Наполеонами». У Раскольникова осталось одно сознание, без жизни, без морали. Эпилог совсем ни к чему, это – декорация и мистификация. П. и Н. – страшная вещь.

18 августа 1942

Опять холодный, объективный, как микроскоп, пессимизм, особенно когда просыпаюсь. На несколько минут при этом как будто происходит резкая фокусировка этого ужасного микроскопа.

«Преступление и наказание» не идет из головы. Это и «Фауст», и великолепный детективный роман. Раскольников действительно человек чистого сознания, по этому самому сорвавшийся с осей и сходящий с ума.

23 августа 1942

Состояние тоскливо-безразличное. Люди кажутся мухами. Так же просто родятся, живут и умирают.

25 августа 1942

Надо куда-то под одеяло, к печке. ‹…› В конце концов радуюсь, что мне шестой десяток и что скоро естественный конец.

30 августа 1942

Холодно, лес насквозь покраснел и пожелтел. Щемящая и сладкая осенняя грусть, словно перед незаметной «асимптотической» смертью.

‹…› А внутренний материалистический Рентген становится совсем сжигающим. Люди кажутся каркасами, малоостроумными скелетами, обросшими мясом, которые в свое время превратятся в нефть вроде окатышей.

Но начинает изредка прорываться мысль, что самое великое открытие человека, действительно прорывающее все рамки и спасающее его, – мысль о боге, хотя бы в самой примитивной форме. Стандартные «теории» возникновения религии ничего не стоят. На этом пути людям предстоит еще и необходимо сделать снова величайшие открытия.

7 сентября 1942

Поляна, разложил пальто, оперся головой о пень и тихо радуюсь лесной тишине. Весь спектр! Темно-красные листья, кровавая рябина, желтые стволы и листья, зелень всех оттенков до синевы, небесная лазурь, темно-фиолетовый ствол двухсотлетней сосны, недавно поваленной ураганом. Вдобавок белые облака. Человеческая машина устроена так, что вот такая обстановка вызывает максимальное равновесие и покой. И когда вспомнишь, что творится за пределами таких полян, то хочется незаметно и скорее умереть на этой поляне.

14 сентября 1942

В душе все сморщилось. Вдобавок ко всему смотрю сам на себя со стороны и страшно неприятно быть таким. Сегодня утром снова вспомнил, что Николая нет уже 3-й год. ‹…› Вот даже написать ничего не могу. Пишу совсем не то, что хотелось бы, руки и мысли дряблые, безвольные, бессильные.

20 сентября 1942

…в чемодане Эддингтон «Philosophy of physical science»[301] ‹…›. Эддингтон рвется за пределы человеческих рамок, и кажется: вот-вот вырвется. ‹…›

О Николае ничего. Может быть, нет на свете, это совсем не плохо. Хорошо вовремя и незаметно уйти.

2 октября 1942

Увяз в биографии Ньютона. Интересно, пожалуй, никому не нужно и почти механическая работа. Если так потрошить архив и всякие случайные материалы о человеках, то можно создать колоссальную псевдонауку. Людям,