Ант Скаландис - Братья Стругацкие

Друзей было много — и старых, и новых. Михаил Малышев, Владимир Быков, Леонид Черкасский, Павел Лин, Анатолий Рябкин, Лев Лобачёв — это всё ВИИЯ; были и совсем новые люди — весёлый, заводной одессит, вьетнамист из МГУ Мариан Ткачёв, оттуда же — Алексей Симонов, сын легендарного Константина Михайловича; поэт и китаист Геннадий Ярославцев, тоже МГУ; талантливый актёр только что возникшего и уже модного театра «Современник» Эмиль Левин; литературовед Симон Маркиш — сын расстрелянного поэта Переца Маркиша; один из самых знаменитых переводчиков с английского Виктор Хинкис; Рахим Зея Харун-эль-Каири (для краткости просто Рахим) — человек, намотавшийся по лагерям и тюрьмам, а японским владеющий, как родным; будущий тележурналист Генрих Боровик; переводчик с пушту Юлик Ляндрес, ставший впоследствии знаменитым Юлианом Семёновым, создателем Штирлица…

Конечно, не все они были друзьями в полном смысле, многие — просто знакомыми. Но у АНа, вообще, была очень зыбкая грань между друзьями и знакомыми. Таких друзей, чтобы на всю жизнь, кроме Бориса и Лены, не было. А просто очень близких людей от полудюжины до дюжины можно было насчитать в любые периоды жизни, вот только состав их практически каждые десять лет обновлялся полностью.

Особенно интересным и весьма полезным было общение с людьми старшего поколения, с учителями, мэтрами: Верой Николаевной Марковой — великой переводчицей, открывшей русскому читателю японские трехстишия хокку и пятистишия танка; Романом Николаевичем Кимом — замечательным прозаиком и одним из первых переводчиков Акутагавы; Владимиром Михайловичем Константиновым — учеником самого Николая Иосифовича Конрада, готовившим Харбинский процесс и отсидевшим при Сталине немало, в том числе и с Конрадом вместе.

Учителя любили Аркадия как одного из самых талантливых, он захаживал к ним и домой, иногда уже не только по делу. У Веры Марковой на улице Готвальда (ныне Чаянова) около метро «Новослободская» он бывал особенно часто. Вера Николаевна в то время практически не выпивала, но для Аркадия у неё всегда была припасена бутылочка коньяка. АН хорошо знал падчерицу Марковой Софью Леонидовну Прокофьеву — выпускницу Суриковского института, талантливого иллюстратора сказок, а впоследствии известную детскую писательницу. Знал и её мужа Олега Сергеевича, поэта, художника, сына великого композитора. Олег уехал на Запад в 1971-м и умер в Лондоне в 1999-м.

Кстати, второго мужа Софьи — это было намного позже, — звали Виктор Викторович Белый, он занимался ракетным топливом в каком-то страшно секретном НИИ, о чем в ту пору говорить было нельзя ни полслова, но просто поболтать с ним о жизни за рюмкой чая Аркадий очень любил и даже, вспомнив юность, мастерил с ним вместе какой-то телескоп. В образе Снегового из повести «За миллиард лет до конца света» просматривается этот Белый — есть даже связь в фамилиях, и, может быть, неслучайно в одном из интервью АН сказал как-то, что хотел бы сыграть именно эту роль, если бы кто-то решил снять такой фильм. БН добавляет, что в значительно большей степени прототипом Снегового послужил его хороший знакомый Александр Александрович Мееров, ленинградский писатель-фантаст и бывший ракетчик, работавший с самим Валентином Петровичем Глушко, конструктором первых советских ракет на жидком топливе. Это лишний раз подтверждает, что у каждого персонажа всегда бывает по несколько прототипов, особенно если авторов двое.

Но самое интересное, что именно у Марковой АН впервые встретился с Иваном Антоновичем Ефремовым — фигурой для АБС почти легендарной, как сказали бы сегодня, культовой, автором давно любимых книг, а главное, только что опубликованной «Туманности Андромеды», может, и не самой любимой, но ошеломившей всех — и Стругацких тоже — смелостью фантазии. Ефремов казался небожителем, они ведь только мечтали написать ему ещё лет семь-восемь назад, возможно, даже и написали, да ответа не получили, и вот он — сидит за столом, на расстоянии вытянутой руки… Очень скоро Иван Антонович пригласит Аркадия к себе, а потом и с Борисом познакомится. Они станут часто встречаться, и это будет очень важное знакомство на долгие годы.

С осени 1959 года АН перейдёт в «Детгиз» (начав работать там внештатно с весны 1958-го), но связей с «Худлитом» не порвёт ещё много- много лет. Поначалу будет приходить туда буквально каждую неделю — по старой памяти, а вообще, переводам станет уделять время регулярно и практически без длительных перерывов до 1983 года, когда, наконец, сдаст в некогда родное издательство свою самую значительную (во всяком случае, по объёму) японскую книгу «Сказание о Ёсицунэ».

АН отлично понимал, что без практики язык забывается. Тот же Ляндрес-Семёнов, когда его уже в 1970-е спрашивали: «Юлик, ты хоть помнишь, как будет „здравствуйте“ по-афгански?» — только отмахивался с улыбкой. А Стругацкий не хотел забывать язык и каждый раз — всем на зависть, — очень быстро восстанавливал знания и даже совершенствовал их от книги к книге. В последующие годы многие удивлялись: зачем это нужно ему — уже знаменитому фантасту? Где им было понять, какая редкая и мало кому доступная радость — ощущать, будто свою, такую чуждую для нас и такую безумно интересную культуру далёкой Японии.

Тогда же, в конце пятидесятых, продолжалось и весьма активное общение АНа со старыми институтскими друзьями, избравшими в жизни иной путь — не литературный, например, с Андреем Спицыным и Борей Петровым. Спицын даже ездил к Аркадию в Ленинград, попав на период, когда он там работал с Борисом. В те годы такое ещё было возможно. Потом у них это стало жёстко — во время работы никакого постороннего общения. Ни с кем, хоть английская королева приедет — нет их, и всё!

Перебирается в Москву из Ленинграда одноклассник Игорь Ашмарин, периодически мелькает мотающийся вечно по загранкам Лёва Петров, соавтор по «Пеплу Бикини».

Не раз и не два навещают Аркадия в Москве его дальневосточные однополчане: Вася Кутнов, Лель Махов, Володя Ольшанский. Последний побывал и в Питере — на октябрьские праздники в год сорокалетнего юбилея революции. Запомнилось ему, как Аркаша показывал празднично украшенный город, как бесподобно знал его, как умел рассказать об истории, о великих людях, как водил по Эрмитажу. Никакого экскурсовода не надо было! «Слушай, — спросил Володя, — ты что, в искусствоведы подался?» «Вовсе нет, — ответил Аркадий, — у меня отец был искусствоведом, опять же библиотека хорошая. Надо просто больше читать. Ну и вообще, живя в Ленинграде, не знать Эрмитажа… Мы ещё в Русский музей с тобою пойдём».