Алексей Шишов - Генерал Дроздовский. Легендарный поход от Ясс до Кубани и Дона

Вскоре одно из шестидюймовых орудий заклинило. Теперь пушечные выстрелы гремели с моря реже. На берег высаживаться севастопольские матросы не решились, хотя одну попытку такую и сделали: восставшие имели и организованную пехоту, и двадцать пулеметов, расчеты которых были составлены из увечных воинов-фронтовиков.

Оборона от красных матросов Черноморского флота завершилась после прихода дроздовской бригады. Перед этим усиленная разведка принесла в Военный штаб бердянцев сообщение, что „у Мелитополя есть какой-то отряд, идущий якобы из Румынии по направлению к Дону“.

Штабс-капитан Абальянц и члены повстанческого штаба были несказанно рады такому сообщению своих толковых разведчиков, добравшихся до Мелитополя.

— Если отряд офицерский с фронта, то он может стоять только за Россию. Иначе бы не пробивался в нашу сторону…

— Надо послать телеграмму по всем железнодорожным станциям у Мелитополя на имя командующего Румынским фронтом генерала Щербачева. Это его отряд…

— И телеграммы, и нашу депутацию. На автомобиле…

…Когда полковник Дроздовский прибыл в Бердянск с частью своей бригады, рейд был уже пустынен: обе лайбы ушли то ли в Севастополь, то ли в недалекий Мариуполь. Артиллерийским батареям и офицерской стрелковой роте на всякий случай было приказано занять позиции у маяка и на кладбище, которое расположилось на удобной высоте.

Бригадный начальник штаба заинтересованно объехал позиции защитников города у моря, а сам Дроздовский посетил Военный штаб бердянских повстанцев. После этого два полковника обменялись мнениями о ситуации, в которой на марше оказалась добровольческая бригада.

— Доложите о своей поездке на набережную, Михаил Кузьмич.

— Увечные воины держат там оборону ротными позициями. Мне они понравились, хотя устроили ее совсем неостроумно.

— Все же фронтовики, хоть и увечные воины. Воевать знают как. А я был свидетелем тех оваций на улицах, которые сорвал наш капитан Нилов со своим броневиком.

— Разрушений в городе от обстрела с моря много, Михаил Гордеевич?

— Немного. Но все основательные. Колокольню гимназической церкви совсем снесло снарядом. Больше всего матросики пристреливались к порту. Получилось у них.

— А как выглядит черковский штаб?

— Там царит хаос от того, что в дела его начальника вмешиваются миллионы людей, претендующих на право все знать и распоряжаться.

— Но штаб, как нам сказали, состоит из людей военных?

— Это так сказали. А на самом деле там полно людей гражданских, представителей разных партий и рабочих организаций.

— Надолго задержимся в Бердянске?

— Нет. Хотелось бы дать здесь отдых бойцам на день-два. Да не получится у нас такая дневка на Азовском море.

— Почему, Михаил Гордеевич? Ведь в гостеприимстве местному Союзу увечных воинов отказать нельзя.

— Не то слово, Войналович. Памятник надо здесь поставить инвалидам Великой войны, что они здесь взялись за оружие. Но за нами идут германцы, гайдамаки и вроде бы эшелон австрийцев. Это их зона оккупации.

— Опять отрываемся от них?

— Да, такой мой приказ по бригаде будет. А пока надо пополнить казну деньгами — если получится. Достать у местных властей провиант, сахар, разжиться патронами, пулеметными лентами.

— Комендатуру в Бердянске на эти дни учреждать будем?

— Да. Приказом моим и полковника Черкова объявить город на военном положении. Бердянским комендантом назначить Жебрака. Подчинить ему третью стрелковую роту, что вошла в Бердянск, броневик и мотоциклеты. Открыть вербовочное бюро.

— Каков будет приказ остальной бригаде?

— Сосредоточиться в колонии Ивановке. Это по карте, а местные называют Ивановку почему-то Куцаем. И всем отдыхать. Дон уже близок…

В тот же день на имя командира отряда русских добровольцев пришли по телеграфу извинения насчет того, что австрийский эшелон не смог прибыть своевременно, чтобы помочь в освобождении города от большевиков. Дроздовский, прочитав телеграмму, сказал Войналовичу:

— Для нас это опять зарез. Как было в Мелитополе.

— Может быть, попробовать остановить на день-два эшелон с австрийцами?

— Можно и очень нужно. Попроси от меня полковника Черкова дать ответную телеграмму, что, мол, отряд добровольцев стоит в Бердянске, море чисто, помощь не нужна.

— Будет сделано в течение часа. Сам составлю ответ.

— Как дела у Жебрака?

— Роту разместил в городской гимназии. Там же комендатура и вербовочное бюро.

— Хорошо. Надо проследить за отправлением телеграммы. Нам так нужны эти день-два отдыха именно здесь…

Однако этим надеждам о спокойной дневке не суждено было сбыться. Утром следующего дня проснувшемуся Дроздовскому дежурный офицер штаба бригады отрапортовал:

— Михаил Гордеевич, австрийцы уже в Бердянске. Телеграмму нашу начальник их эшелона получил.

— Надо же, такая на нас напасть! Как себя ведут австрийцы?

— Пока заняли только один вокзал. В порту их патрулей нет. А вот несколько гайдамацких офицеров…

— Не тяни, говори.

— Они уже устроили свою гайдамацкую комендатуру и поставили караул к кассе военно-промышленного комитета.

— Ясно. В кассе ведь двадцать два миллиона рублей. Учуяли, что нам местные власти деньги в бригадную казну пообещали. Ладно, прикажи водителю готовить автомобиль в город. Поеду знакомиться. Надо выяснять наше положение.

— Что передать полковнику Жебраку?

— Ему офицерскую роту держать на всякий случай в готовности. Броневик подтянуть к комендатуре. Вербовочное бюро не закрывать…

Дроздовский прибыл на вокзал и представился начальнику австрийского эшелона Тот сразу сказал, что его патрули займут Бердянск только после ухода из него русских добровольцев. Гайдамаков, как выяснилось, не набиралось и на роту. Поэтому с их назойливостью и категоричными требованиями, „последними предупреждениями“ можно было молчаливо не считаться.

После визита на железнодорожный вокзал Михаил Гордеевич поехал в совет местного Союза увечных воинов. Там его встретили самым доброжелательным образом. За накрытым по такому случаю столом помянули погибшего в порту старшего унтер-офицера Апанасенко, который в день свержения советской власти командовал восставшими.

После короткого, по-фронтовому, застолья Дроздовский открыто переговорил с инвалидами-фронтовиками, часть которых была офицерами:

— Нам, белым добровольцам, нужна ваша помощь на завтра.

— Мы ее вам дадим. Что надо?

— Провиант, прежде всего хлеб в муке и сахар. Сахару желательно бы пудов шестьсот.