Анатолий Корольченко - Генерал Скобелев. Казак Бакланов

Отшвырнув оружие, он переводил взгляд на находившихся в комнате.

— Кто осмелился на такую гнусность?

Растерянно моргал казак-ординарец Дубасов, в страхе застыл денщик: он совсем решился речи. В полном недоумении смотрели офицеры штаба.

«Кто сделал? Кто посмел покуситься на дарственное оружие?» — терялись все в догадках.

Шпагу с надписью на эфесе «За храбрость» генералу вручили за походы в Туркестане в 1876 году. Он ею дорожил, носил в редких случаях.

— Ваше высокопревосходительство, — подал голос поручик Марков. — Позвольте заняться поиском злоумышленника? Не может того быть, чтобы не найти наглеца.

— Ищите, — махнул тот и вышел из комнаты.

Поручик не стал терять время. Вместе с переводчиком поехал в недалекое местечко Сан-Стефано, обошел ювелиров, связался со скупщиками драгоценностей, побывал в полицейском участке, где заявил о пропаже. Оттуда направился в Константинополь.

Проходили дни, и таяли надежды на успех поиска.

И вот в конце недели Марков возвратился — и сразу к генералу:

— Нашел!

— Что? Бриллианты?

— Нет, вора. Скупщик описал приметы человека, который их принес.

— Кто же он?

— Узатис… Алексей Узатис.

Генерал изменился в лице.

— Не может офицер, да еще Георгиевский кавалер, совершить такое, — высказался он строго. — Не клевещите!

— Он! Турок его описал, а я не мог ошибиться.

— Немедленно Узатиса ко мне! — приказал генерал.

Тот не заставил себя ждать.

— Сразу повинишься или попробуешь отпираться? — глаза генерала стали зелеными. Они всегда были такими, когда им овладевал гнев.

— Все скажу! Все! Ничего не утаю! Только простите! — И Алексей Узатис опустился на колени.

— Что ты! Что ты! Изволь подняться! Сам творил? Или брат помогал?

— Николай только показал, где хранится шпага…

На следующий день братьев отчислили из штаба: младший пошел в строй, а Алексей принял роту в пехотном полку.

О том случае Михаил Дмитриевич не стал распространяться, не поведал о том матери.

И вот судьбе угодно было, чтоб произошла трагическая встреча с тем, кого Ольга Николаевна называла сыном…

Накануне того печального июльского дня капитан полиции Алексей Узатис зашел в сопровождении охранника в таверну на окраине Филиппополя. Внимание привлекли сидевшие в закутке трое подозрительных.

— Кто таковские? — спросил он их и потребовал документы. Форма и стоявший за спиной охранник с ружьем вселяли уверенность.

— Торговцы мы, — ответил усач. — Ездим по селам, да маленько торгуем.

— Чем торгуете? Где товар?

— Торгуем, чем придется. Кому что нужно, то и продаем. А товар в повозках лежит…

— Вы бы, господин офицер, выпили с нами. В такую жару потребить кружку белого да холодного — одно удовольствие, — предложил лысоватый, с бегающими глазками.

— Ладно, попробую, — не заставил себя упрашивать Узатис.

Вино развязало язык, сделало всех словоохотливыми. Незнакомцы сообщили, что они — его земляки, черногорцы.

— Да отпусти охранника! — предложил усач. — Кому он здесь нужен?

И Узатис отпустил, продолжив бражничать с земляками. Зашел разговор о деньгах, о богатстве, о том, что жизнь невмоготу тяжела, и каждый из них не отказался бы от лишней толики.

— Мне ведомо, где лежит такое богатство, — заявил усач. — И неподалеку. Только надобна смелость.

— Ты о чем? — насторожился Узатис. От выпитого вина он захмелел. — Какое богатство? Где оно?

— А рядом, в пяти верстах отсюда. — Усач как бы испытывал полицейского начальника. Остальные молчали. — Богатство в Чирпаке. И немалое…

— В этой деревне? Да какое там богатство? Мне там каждый дом ведом. Всех хозяев наперечет знаю, — усомнился Узатис.

— А туда сегодня приехала русская барыня. При ней казначей и солдат. Она намерена храм у нас строить, — объяснил усач. — А для этого нужны деньги. И немалые.

— А может, их нет, — предположил Узатис.

— Как нет! Зачем же казначей? Зачем солдат? Ясное дело, чтобы охранять.

— А мы-то при чем?

— Да пойми же, твердая голова! Их двое, не считая бабы, а нас четверо! Управимся в два счета — и деньги наши! Что скажешь?

— Надо подумать.

— И думать нечего.

Перед тем как лечь спать, Ольга Николаевна пожелала покойной ночи Семену и чиновнику, расположившимся в отдельной комнате сельской гостиницы, помолилась.

Среди ночи она проснулась от подозрительного шороха.

— Кто там? — испуганно воскликнула женщина, в предчувствии недоброго.

Сильная рука схватила за горло, что-то навалилось всей тяжестью.

— Где деньги? Куда спрятала?

Она попыталась позвать на помощь, но рука сдавила горло железной хваткой.

— Деньги!.. Деньги давай!..

Тело женщины обмякло, безжизненно упали руки.

На столике лежат матово поблескивающие бусы, кольцо, еще одно. Бандит сгребает их, сует в карман. Тут же сумочка, источающая тонкий аромат духов. В ней несколько ассигнаций. И их — в карман.

Саквояж… Но в нем только дорожные предметы — и ничего более. Взгляд его падает на женщину… «Да она ж умерла!..»

Им вдруг овладевает страх, заставляющий забыть обо всем. Едва не сбив стул, грабитель бросается к окну и бежит от дома прочь. Он не помнил, как добрался до своего дома, не раздеваясь повалился на кровать.

Его разбудил испуганный голос охранника.

— В Чирпаке убийство: кто-то задушил женщину и убил русского чиновника. Там был еще солдат, он отбился, убежал. Теперь сидит в полицейском управлении.

— Да… Сейчас… Мигом, — произносит Алексей Узатис.

События ночи всплывают перед ним. Комок застревает вдруг в горле и душит. Он садится на кровать, не в силах стоять.

— Может, испить водицы, — предлагает полицейский.

— Нет, не надо. Пройдет.

— А женщина-то — мать Скобелева, — продолжает сообщать полицейский. — Ехала в город.

— Какая мать?.. Какого Скобелева? — с трудом спрашивает Узатис.

— Да нашего генерала Скобелева, который Шипку брал да Шейново…

— Так это была его мать?

— Она… Она… Лежит мертвая…

— Иди, — с трудом выдавил Узатис, отправляя полицейского. — Скажи… Сейчас приду…

Он не пришел. Тело Алексея Узатиса обнаружили в той комнате.

Такие события произошли 6 июля в небольшом болгарском селении Чирпаке…

И вот из далекой Болгарии пришла горькая весть. Догнала в жарком Туркестане в темную ночь.

Он сидел у стола, устало уронив руки, а перед ним лежал этот несчастный бланк со строчками печального текста.