Вячеслав Пальман - Кольцо Сатаны. Часть 1. За горами - за морями

Упал густой туман, поехали тихо, чтобы не врезаться во встречные машины. Включили фары, мигали. Шофер тихо матерился: что за погода? Сказал неуверенно:

— Где-то здесь должен быть поворот. Глядите в оба, хлопцы, а то проедем, время потратим.

— Далеко еще? — спросил Бычков.

— Вроде вот тут.

Машина пошла еще тише, шофер высунулся, осмотрелся и рывком свернул налево. В таком тумане, поднявшемся над этим уже значительно возвышенным местом, дорога и лес по сторонам трассы выглядели призрачно, словно в подводном царстве. Теперь ехали по узкой лесной колее. Мохнатые от насевшей мороси лиственницы казались грустными и необычайно высокими, они прокалывали само небо. Колея спускалась, виляла по сонному, замороженному лесу, просека трудно просматривалась. И когда вдруг блеснули электрические фонари, душа повеселела, хотя эти фонари освещали не что иное, как зону. Машина прошла мимо проволоки. Показался бревенчатый дом.

— Вам сюда, хлопцы, — Сказал шофер. — Управляющий здесь живет.

— Как звать — не знаешь?

— Фамилия у него Мацевич, а вот имя не знаю. Скажет. Он, поди, дома. Спит. У него это запросто. Сядет, разговаривает, посмотришь — уже посапывает. Та еще работенка. Вы не больно долго, я погружусь за час — и обратно. Обождите, если что, у этого Мацевича, расскажите ему байку-другую, он уже одичал в одиночестве.

И поехал грузиться.

Из деревянной высокой крыши в небо нацелилась железная труба, белый дым над ней сливался с туманом. Сергей постучал и раз, и другой. Никто не ответил. Тогда они с Бычковым вошли в незапертую дверь. Комнатуха была без прихожей, гудела печь, а на топчане посапывал мужчина с рыжеватой бородой до самых глаз. Под боком у него спал щенок, он пробудился, сонно оглядел вошедших, хотел было залаять, но вместо этого широко зевнул, спрыгнул и только тогда залаял без всякой злобы, поздоровался.

Бородатый вмиг сел на топчане и уставился на вошедших. Был он широк лицом, скорее всего опухший от чрезмерного сна.

— Кого надо? — раздалось густо, как из трубы.

— Мацевича надо, — сказал Сергей и улыбнулся.

Бородатый встал, подошел в носках к столу, сел и сказал:

— Садитесь. — И кивнул на табуретки.

Чинно усевшись, Сергей начал говорить про совхоз, про прля и капусту, про людей, которые в лагерях на перловке сидят, про землю, которую можно обратить в огороды, если будет удобрение. И, наконец, о навозе, который без толку лежит здесь годами.

Мацевич слушал и ковырял крепким ногтем стол. Спросил:

— Агроном, что ли?

— Угадали. А товарищ мой землемер. Мы из Дукчанского совхоза.

— Это там, где бабы?

— Есть и женщины.

— Вот их и присылай для перевозки. Скукота у нас. Как волки живем. Чем расплачиваться будете?

— За навоз? Есть он у вас?

— А то… Не были у конюшни? Пройдите, тут близко. Возвернетесь, договоримся.

К конюшне шла санная дорога, на ней след ихней машины. Они вошли в конюшню и прошли ее насквозь. Лишь в четырех стойлах были кони, один осторожно заржал и потянулся к людям: на волю просился.

Дальние ворота были приоткрыты, снаружи через щель заплывал морозный пар и стелился по полу. За воротами конюх с вилами сбрасывал куда-то вниз свежий, еще теплый навоз. Обернулся, сердито крикнул:

— Больной, больной мерин, нельзя запрягать, плечо у него побито!

— Мы не за мерином, — сказал Сергей. — Мы за навозом. Куда ты его кидаешь?

— Куды надо, туды и кидаю.

Через три минуты они уже мирно обсуждали, как подъехать к свалке, где спуск в ложбину и сколько там навозу. Мужик-крестьянин сразу согласился с Сергеем, что для огорода «пользительно», что навоза здесь «возить и не перевозить», много годов сбрасывают.

— Без сена живете? — спросил Бычков.

— Летом пущаю на траву, есть тут поляны с вейником, а восемь месяцев, конечно, на одном овсе. Я говорил начальству про огород — давай, мол, распашем и все такое. Ну, высмеяли, кобели городские, чего они понимают в крестьянстве? Так что забирайте, не жалко.

Десятник Мацевич тоже не возражал. Что ему? Сам всего месяц как из барака, отбыл срок «от седьмого-восьмого», теперь отсыпался за все годы.

С начальником лагпункта договорились, чтобы принял из совхоза пять грузчиков, лейтенант намекнул о магарыче, сошлись, его любой овощ устроит, вкус кислой капусты начисто забыл.

Опять зашли к десятнику, он чай согрел, пожурил гостей, что не привезли «этого-самого», но добродушно, по-отцовски.

Тут и груженая машина подъехала, шофер тоже приложился к кружке с горячим чаем. Мацевич всем сунул крепкую лапу и сказал, что ждет в гости. И не с пустыми руками. А так на так.

Через час Морозов уже рассказывал Пышкину, как им «подфартило». И про новую земельную находку, про озеро, которое можно спустить и заиметь на 23-м километре отделение совхоза с хорошей пашней — тоже рассказал, упомянув, что нельзя упускать такую находку, с чем главный согласился, спросив:

— Сколько на лесозаготовке навозу?

— Тонн до пятисот, много свежего, — ответил Сергей. — Этот хоть сейчас на парники.

— Ты побудь здесь, я поговорю с директором. — И ушел.

Вернулись они гурьбой: Бабичев, Андросов, Руссо и, конечно, Пышкин. Снова пошел разговор об озере, долинке, о навозе. Да, вот и возможность еще расширить хозяйство, вот и начнем возить навоз. Куй железо, пока горячо.

Бычков и Морозов ночевали в теплице. Разговорам с Кузьменко не было конца. Спать легли поздно, а ранним утром тепличник поднял Сергея и тот убежал сперва в кладовую за «магарычом», а потом в гараж. К полному рассвету он уже ехал на лесозаготовительный лагпункт.

Половина февраля осталась за плечами. Сергей вспоминал об этом по десять раз на дню. И всякий раз с каким-то волнением, которое никак не назовешь радостным. Скорее, тревожным.

Оставалось пятнадцать дней до свободы…

Размышляя о будущем, Морозов ловил себя на мысли, что радостного у него будет немного. Да, покинет лагерь. Да, получит паспорт. Но куда бы он не приехал, за ним следом приедет и «дело». Местный райотдел НКВД сразу поставит бывшего зэка на особый учет, за ним будут строго следить и даже малая ошибка в его работе немедленно обратится в преступление, а неудачное выражение в разговоре, в споре так же легко превратится в антисоветчину. Словом, начнется условно вольная жизнь. До первой ошибки. А там…

Мудрый наставник Кузьменко не однажды твердил ему, не обольщайся скорой свободой, подумай, не лучше ли на год-другой оставить мысль о возвращении на родину, найти работу здесь, даже заключить договор с дьяволом, называемым Дальстрой, на Год, на три года. На Колыме таких, как Морозов, великое множество, слежка хоть и велика, но и «бывших» с каждым годом прибавляется, без них не обойтись; в этой среде легче остаться незамеченным, тем более что агрономы нужны, авторитет у Морозова имеется, устроиться ему легко.