Жизнь Пушкина, рассказанная им самим и его современниками - Коллектив авторов

Не знаю, как Орловский нарисовал бы это. ‹…›

Зачем Черномор, доставши чудесный меч, положил его на поле, под головою брата; не лучше ли бы было взять его домой? Зачем будить 12 спящих дев и поселять их в какую-то степь, куда, не знаю как, заехал Ратмир? Долго ли он пробыл там? Куда поехал? Зачем сделался рыбаком? Кто такая его новая подруга? Вероятно ли, что Руслан победил Черномора и пришед в отчаяние, не находя Людмилы, махал до тех пор мечом, что сшиб шапку с лежащей на земле супруги? Зачем карло не вылез из котомки убитого Руслана? Что предвещает сон Руслана? ‹…›

Зачем, разбирая Руслана и Людмилу, говорить об Илиаде и Энеиде? Что есть общего между ними? Как писать (и кажется серьезно), что речи Владимира, Руслана и Финна и проч., нейдут в сравнение с Гомеровыми? Вот вещи, которых я не понимаю и которых многие другие также не понимают.

NN. Письмо к сочинителю Критики

на поэму Руслан и Людмила.

– Сын отечества.

1820, ч. 64, № 38

V

… Бедный поэт! Не успел он еще отдохнуть от тяжкого нападения г-на В., как является NN с полною котомкою вопросов, из которых один хитрее другого! – Оба господа сии вероятно вступят в ученую переписку, и ваш счастливый Журнал выбран цирком, на коем происходить будет сей assaut d’esprit! – Спешим, Милостивый Государь, поздравить вас с сею радостью. – Какой свет излиется на Российскую Словесность из вопросов г-на NN, из ответов г-на В.! – Но разделяя сию приятную надежду со всеми любителями Русского слова, мы с другой стороны не можем не пожалеть о Сочинителе Поэмы, который, при первом почти шаге на Парнас, встречает таких судей! Вопрос за вопросом, – удар за ударом – ах, Милостивый Государь! – какой молодой Стихотворец может выдержать такой строгий допрос, как мы читали в письме г-на NN.[54]

Иной подумает, что дело идет не о Поэме, а об уголовном преступлении. ‹…›

‹…› «Зачем Руслан присвистывает, отправляясь в путь?

Дурная привычка, г. NN! больше ничего. Не забудьте, пожалуйста, что вы читаете сказку, да к тому ж еще шуточную (как весьма остроумно заметил г. В. в своей критике): зачем же Руслану не присвистывать? – Может быть, рыцари тогдашнего времени, вместо употребляемых ныне английских хлыстиков, присвистывали на лошадей? Если б автор сказал, что Руслан просвистал арию из какой-нибудь Оперы, то это, конечно, показалось бы странным в его положении, но присвистнуть, право, ему можно позволить! ‹…› «Как Людмиле пришла в голову странная мысль схватить с колдуна шапку? (впрочем, в испуге чего не наделаешь)». –

Так точно, г. NN! Другой причины не было, и нам очень приятно видеть, что вы сами собой успели разрешить сей важный вопрос! ‹…›

«Зачем карло не вылез из котомки убитого Руслана?»

И нам сие сначала показалось весьма странным; но впоследствии времени, мы узнали от достоверных особ, что карло не вылез из котомки затем, что он никак не мог вылезть. Руслан, прежде смерти, крепко-накрепко затянул котомку ремнем, оставив небольшое отверстие, чрез которое карло мог просовывать одну только голову. Мы весьма рады, что судьба доставила нам случай узнать о сем важном обстоятельстве, и долгом считаем довести оное до всеобщего сведения. ‹…›

К. Григорий Б-в. Замечание на письмо

к Сочинителю Критики

на поэму Руслан и Людмила.

– Сын отечества.

1820, ч. 65, № 41

VI

Чрезвычайная легкость и плавность стихов – отменная версификация составили бы существенное достоинство сего произведения, если бы пиитические красоты, в нем заключающиеся, не были перемешаны с низкими сравнениями, безобразным волшебством, сладострастными картинами и такими выражениями, которые оскорбляют хороший вкус. Поэт умел устлать для читателя путь цветами. Не спорю, что это дорога к обогащению нашей Словесности; но она не поведет к образованию и облагородствованию вкуса. Черномор и все его братья и сестры свиты Вельзевула могут нравиться более грубому, необразованному народу. Должно отдать справедливость г. Пушкину; какою смелою и роскошною рукой раскидывает он красоты Поэзии? в стихах его то живость, то легкость – кажется, будто они выливались у него сами собою. Так велико и неприметно искусство! – Им одушевлены описываемые предметы, многия картины – прекрасны. Все показывает в нем Поэта. При всем том надобно жалеть, что дарование не избрало для себя более благородного и возвышенного предмета, а обратилось на такой, который мог занимать тогда только, когда ум и знания были еще в младенчестве. Кто бы подумал до появления сего произведения, что, при нынешнем состоянии просвещения, старинная сказка Еруслан Лазаревич найдет себе подражателей? ‹…›

‹…› Поэма Руслан и Людмила могла бы почесться народным старинным рассказом, если бы борода Черномора и голова брата его – существовали хотя в изустных преданиях. Поэт сотворил их сам, подражая только оным, и представил никем нечитанные и неслыханные чудеса. Он желал идти по следам Ариоста, но не имея столь возвышенных дарований, вместо действия целого мира, который является у сего Поэта-Гения, изобразил четыре или пять лиц, сделал из всего чудесную смесь смешного с простонародным, нежным и разными картинами. Он редко возвышается. Один только пустынник у него великое лицо, и хотя представлен посторонним, но им движется все действие: жизнь его, открытие им живой и мертвой воды, которую он черпал в девственных волнах: все останавливало мое внимание и заставляло ему удивляться. Руслан крепко спит, у него у сонного похищают Людмилу; он хорошо рубится с Рогдаем, когда еще не было причины к бою; они съехались, как и расстались, поехав оба искать Людмилу. Впрочем Руслан томится, вздыхает и обнаруживает нежные чувства, как Селадон. Без совета пустынника он, кажется, оставил бы Людмилу, и на свадебном с нею пиру он уже сердился и щипал себе усы; без помощи пустынника, лежать бы ему убитым от Фарлафа. Он не опомнился с первого удара; три раза молодец-богатырь в перчатках, Фарлаф, вонзал в него хладную сталь. Самого Руслана один только великий подвиг – удар по щеке головы рукавицей; с бородою карла-Черномора он, имея и чудесный меч, не мог вдруг сладить, и только утомил его, державшись за бороду, и таким образом летая с ним по воздуху: – превосходная картина! достойно в то время и занятие Руслана: он щипал из бороды волосы. Чудесно – дух устает и предлагает сам себя в волю героя, которого носил в атмосфере. Таково главное лицо Поэмы! Людмила мила, особливо когда визжит и подымает кулак на Черномора. Рогдай не возбуждает никакого участия; он стоит, чтоб быть похищенным Русалкой. Ратмир прекрасен, после как его омыли красавицы в Русской бане. Лицо Фарлафа списано с натуры. Напрасно только Поэт называет его героем доблестным, скромным средь мечей – это совсем не смешно; Фарлаф везде изображен по Русской пословице: «блудлив как кошка, а труслив как заяц». Ему покровительствует Наина – ведьма, которая превращается в змея и кошку. Противоборствующие силы Руслану представлены чрезвычайными. Какое гигантское воображение! Что за голова, что за борода?.. ‹…›

– Невский зритель

1820, № 7

VII

‹…› Остановимся несколько времени на том произведении нашего поэта, которым совершилось первое знакомство русской публики с ее любимцем.

Если в своих последующих творениях почти во все создания своей фантазии вплетает Пушкин индивидуальность своего характера и образа мыслей, то здесь является он часто творцом-поэтом. Он не ищет передать нам свое особенное воззрение на мир, судьбу, жизнь и человека; но просто созидает нам новую судьбу, новую жизнь, свой новый мир, населяя его существами новыми, отличными, принадлежащими исключительно его творческому воображению. Оттого ни одна из его поэм не имеет той полноты и оконченности, какую замечаем в Руслане. Оттого каждая песнь, каждая сцена, каждое отступление живет самобытно и полно; оттого каждая часть так необходимо вплетается в состав целого создания, что нельзя ничего прибавить или выбросить, не разрушив совершенно его гармонии. ‹…›

И. В. Киреевский. Нечто о характере

поэзии Пушкина.

– Московский вестник.

1828, ч. 8, № 6

33

А. С. Пушкин

ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ ПОЭМЫ

Автору было