Путешествие в пушкинский Петербург - Аркадий Моисеевич Гордин

трудностей не побоялся. Его стремление издавать самому было частью той борьбы, которую он вел за независимость писателя вообще, за освобождение его как от полицейско-цензурных пут, от унизительного меценатства, так и от эксплуатации нечестных типографщиков и книготорговцев. Относясь к литературному творчеству не как к забаве, а как к труду самому серьезному и общественно важному, Пушкин отстаивал право писать за деньги, получать гонорар как плату за труд, на которую писатель может существовать, подобно любому труженику.

В 1835 году Пушкин задумал написать статью о правах писателя и набросал ее план.

Вместе с ростом количества печатавшихся в столице книг увеличивалось и число полиграфических предприятий. В 1825 году в Петербурге насчитывалось 22 типографии, десять лет спустя – около 40. Большинство из них были казенные – принадлежали различным министерствам, департаментам, научным учреждениям и учебным заведениям. Непрестанно увеличивалось и количество частных типографий. Наиболее значительными из них были типографии И. И. Глазунова – на Большой Мещанской, Н. И. Греча – сначала на Большой Морской, затем на Исаакиевской площади, А. Плюшара (позднее вдовы А. Плюшара с сыном) – на Большой Морской, А. Ф. Смирдина – на Исаакиевской площади.

Казенные типографии выполняли главным образом официальные заказы, но не отказывались и от частных. Так, сочинения Пушкина печатались в типографиях Греча, Плюшара, Смирдина и в типографиях Департамента народного просвещения, Департамента внешней торговли, Российской академии, Экспедиции заготовления государственных бумаг.

Лишь немногие типографии располагали просторными удобными помещениями, несколькими печатными станками, десятками рабочих и выпускали в год до полусотни названий общим тиражом 50–60 тысяч экземпляров. Большинство ютилось в подвалах или полуподвалах, все их оборудование состояло из одного-двух станков, а штат – из двух-трех наборщиков да надзиравшего за ними фактора. Количество изданий не превышало десятка-двух с тиражом 10–15 тысяч экземпляров.

При некоторых типографиях имелись свои граверные мастерские. Но опытных граверов не хватало, и иные клише приходилось заказывать за границей, что было сопряжено с большими затратами и даже риском. Так, осенью 1834 года погибло около ста гравированных иллюстраций к «Панораме Санкт-Петербурга» А. Башуцкого, заказанных в Лондоне, – корабль, который их вез, потерпел крушение.

Лучшие столичные типографии, благодаря искусству и старанию мастеров, выпускали немало красивых, добротных книг. Газеты сообщали об изготовленном в Петербурге скоропечатном станке. И цены на типографские работы в Петербурге были ниже, чем в какой-либо другой европейской столице. Известны случаи, когда иностранцы специально приезжали в русскую столицу, чтобы здесь напечатать свое сочинение.

Развитие издательского и книготоргового дела в столице могло быть и более успешным, если бы его не тормозила цензура, державшая издателей и книготорговцев под неусыпным надзором. Действия цензуры вызывали возмущение лучших людей России. С нею всю жизнь боролся Пушкин.

Глава двадцать вторая

«Волшебный край»

В начале XIX века в Петербурге постоянно действовали три театральные труппы: русская, французская и немецкая.

На представлениях русской труппы бывали и светское общество, и гостинодворские сидельцы, и лакеи. Французские актеры – драматические, оперные и балетные – давали спектакли только для дворянской публики, преимущественно великосветской. Немецких актеров ходили смотреть и слушать по большей части петербургские немцы – ремесленники, торговцы, аптекари, врачи, учителя, а также те из русской образованной публики, кто интересовался новинками немецкой драматургии.

Представления в столичных театрах шли круглый год. Закрывали театры только во время Великого поста либо по случаю придворного траура или очень сильных морозов.

Частных театральных трупп в Петербурге не было с екатерининских времен. И русских, и иностранных актеров нанимала Театральная дирекция, или Дирекция императорских зрелищ и музыки, как она официально именовалась.

В начале века казна расходовала на содержание петербургских театральных трупп несколько сот тысяч рублей ежегодно. И позднее эти расходы были также очень значительны. Лишь перевозка оперных и балетных артистов из их квартир в театр и обратно в специально для того предназначенной «театральной» карете обходилась в 26 тысяч рублей в год. При этом бюджет русской труппы был значительно меньше, чем французской. Так, в 1809 году на русскую труппу было отпущено 54 600 рублей, а на французскую – 175 648.

«Декорации, костюмы и балет лучше всего во французском театре, – говорит автор описания Петербурга, – так как двор уделяет преимущественное внимание балету».

Еще в конце XVIII века Павел I подарил французскому театру костюмы из царского гардероба, которые, по уверению знатоков, своей роскошью далеко превосходили все то, что имели театры Парижа и Вены. Александр I отдавал предпочтение французской комической опере и водевилю. В 1812 году царю пришлось выслать из столицы французских актеров – этого требовало общественное мнение да и безопасность самих актеров. Но, как говорит в своих мемуарах Ф. Ф. Вигель, петербургский высший свет и дипломатический корпус умирали от скуки без французского театра. И вскоре после окончания войны царь разрешил пригласить в столицу новую труппу из Франции.

Немецкая труппа была небольшая, в качестве статистов порой приглашали немцев-ремесленников, а в операх часто пели русские хористы, которые, не зная немецкого языка, механически заучивали слова и безбожно коверкали произношение.

С 1780-х годов самым обширным и величественным театральным зданием города был Большой (Каменный) театр – огромное здание с мощным восьмиколонным портиком.

Крыльцо Большого театра имело пандус – пологий скат к мостовой, так что экипажи могли заезжать под фронтон – к самому подъезду. Господам достаточно было сделать всего шаг, чтобы из кареты попасть в театральный вестибюль. Таким образом, их наряды были защищены от уличной грязи и непогоды. Гардероба в театре не было – зимой в зал входили в верхней одежде или оставляли шубы лакеям, ожидавшим в сенях. Имелось несколько обширных фойе, но в антрактах публика из зала не выходила – фойе пустовали, использовали их, только когда давали в здании театра костюмированные балы.

Зрительный зал Большого театра разделялся на партер и пять ярусов лож и галерей. В партере были сидячие места (кресла) и стоячие (входные) места. Против сцены находилась обширная царская ложа, где размещались императорская фамилия, дипломаты, послы, высокопоставленные гости. Однако собственная ложа императора находилась возле сцены. К ней примыкало несколько комнат, где царь отдыхал в антрактах.

Особые предосторожности были приняты на случай пожара. Зрительный зал имел восемь выходов. В коридорах устроили железные двери, посредством которых рассчитывали преградить путь огню из одной части здания в другие. Если бы пожар начался на сцене, следовало опустить специальный железный занавес. Под крышей театра установили обширный резервуар с водой. От него шло несколько труб. Во время представления возле резервуара дежурили сторожа. Однако все это, как известно, от пожаров не спасало и Большой театр горел